Агент на мягких лапах - Фрауке Шойнеманн

Нет, пожалуйста, пожалуйста, дорогой Вернер, не слушай его! Ты должен нам помочь, должен!

– Значит, все эти деньги, которые тут лежат, не ваши?

– Какие деньги?

– Да вот здесь, возле вашей двери. Не меньше двух тысяч евро. Ладно, тогда я их соберу и отнесу в полицию.

Вскоре мы услышали, как хлопнула дверь и раздались мужские голоса. Что-то загремело, и дверь снова захлопнулась. Потом в нее громко застучали.

– Эй, впусти меня! – Это был голос Вадима. Было ясно, что он взбешен. Но находился он, судя по всему, не в квартире, а на лестнице. Что же произошло?

– Кира, ты где? – Голос Вернера. Профессор явно был в квартире. Урраа! Мое сердце радостно затрепетало.

– Здесь! Мы здесь! – крикнул я. – Вадим нас запер. В комнате, которая напротив двери!

Том и Паули принялись стучать в дверь кулаками. В замке повернулся ключ, дверь открылась. Перед нами стоял Вернер. Я бросился к нему на шею.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – закричал я и снова чуточку всплакнул. Клянусь великим кошачьим богом – в человеческой шкуре я оказался слишком пласкивым!

Вернер быстро обнял меня и снова опустил руки.

– Слушай, Кира, что вы вытворяете? Это твои друзья? – Он кивнул на Тома и Паули.

– Да, мои лучшие друзья – Том и Паули! Они мне помогали устроить Вадиму ловушку. К сожалению, у нас ничего не получилось.

Том и Паули кивнули Вернеру. Он сухо кивнул им в ответ.

– Что за ловушка? И зачем? И как с вами оказался Уинстон? Как получилось, что он принес мне ваше сообщение? Впрочем, ладно, это вы объясните позже. Сейчас нам надо прежде всего разобраться с тем типом, который колотит кулаками в дверь. – Он кивнул на дверь квартиры, за которой по-прежнему бушевал Вадим. – Хоть я и сумел обмануть его с помощью старого трюка с купюрами, но нам как-то надо выбраться из квартиры. У меня создалось впечатление, что он вряд ли захочет пожать мне руку на прощание. Разумнее всего будет позвонить в полицию. – Вернер вытащил свой мобильный и набрал известный всем номер.

– Алло? Полиция? С вами говорит профессор Хагедорн. Тут у меня чрезвычайная ситуация…

Потом все произошло быстро. Не прошло и десяти минут после звонка Вернера, как на лестнице появились четверо полицейских и скрутили совершенно ошалевшего Вадима. Пятая, женщина-полицейский, пришла в квартиру и велела нам рассказать всю историю и показать тайник с сигаретами. Потом мы все вместе поехали в полицейский участок. Да, а потом сидели там и рассказывали еще раз все по порядку – для протокола.

Вернер, поехавший с нами, удивленно качал головой и бормотал что-то вроде «Как можно быть такими легкомысленными!» – но и только.

– Ах, дети, дети, что вы придумали! – покачала головой сотрудница полиции в конце беседы с нами, но мы увидели ее добрую улыбку. – Если в следующий раз вам покажется, что вы идете по следу преступника, лучше сразу позвоните в полицию. Ведь с вами могло случиться что угодно!

– Вы правы, – кивнул я, – но мы должны были доказать, что Вадим лжет, чтобы вы наконец поверили моей маме.

Сотрудница полиции рассмеялась.

– Должна признать, что вам это удалось. Наконец-то мы посадим этого Вадима за решетку! – твердо заявила она. – Теперь вы можете спокойно ехать домой и отдыхать. – Она взглянула на профессора. – Дети выглядят ужасно уставшими.

Верно. Я чувствовал невероятную усталость. А еще был озабочен. Потому что ничего не слышал о Кире с тех пор, как она выбралась в окно. Я уже понял, что она благополучно добралась до моего профессора. Но почему она не отзывается на мои призывы?

– Так вот ты где! Я искал тебя по всей квартире. Почему ты мне не отвечала? Я страшно волновался за тебя!

Я отыскал Киру в комнате Анны. Она лежала, свернувшись клубком, на кровати и не шевелилась. Когда я присел на краешек кровати и погладил ее, она подняла голову и посмотрела на меня.

– Я больше не хочу быть кошкой. Я хочу снова стать собой. И хочу, чтобы меня опять обнимала мама. Когда я вижу, как она ласково улыбается и ласкает тебя, я страшно ревную.

– И поэтому ты лежишь на ее кровати?

– Я лежу на маминых подушках. На них сохранился ее запах, такой родной. – Кира вздохнула. – Ах, Уинстон! Кажется, у меня страшная ностальгия по моему прежнему «Я».

Ностальгия. Что это может означать?

– Как ты чувствуешь эту ностальгию? – уточнил я у нее.

– Это трудно объяснить. Ну, примерно так, словно ты голоден и очень устал. И тебе всегда грустно – так грустно, что от этого чувства сдавливает грудную клетку. Вот и сейчас я не могу дышать полной грудью.

Должен признаться, что и мне мысль о том, что я буду до конца своих дней торчать в чужом теле, тоже страшно не нравилась. Так что я мог понять Киру. Мне хотелось опять лежать на своем уютном диване, чтобы Вернер почесывал меня за ухом. А еще я хотел бы навестить во дворе Одетту. Как кот, а не как человек.

При мысли об Одетте меня охватило такое же чувство, о каком говорила Кира, – действительно смесь голода и усталости. Да-да, и стеснение в груди, и учащенное сердцебиение. Неужели я тоже испытывал ностальгию?

– Да, но что мы можем сделать, чтобы снова поменяться телами? – задумался я. – Боюсь, пока мы не узнаем, почему это вообще произошло, шансы у нас никудышные.

– Прежде всего, – заявила Кира, – нам нужно наконец отправиться на поиск причин этого загадочного происшествия. Во всяком случае, терпеть все это я больше не намерена!

Я вздохнул. Все правильно. Нам надо найти причины нашего превращения.

– С чего начнем?

– Очень просто: мы еще раз пойдем на улицу, на то место, где все это произошло. Возможно, мы заметим что-нибудь необычное.

– Ладно, – ответил я и зевнул. – Но меня теперь не вытащишь из дома до утра и десятком лошадей!

– Хорошо, отложим все до завтра. Тем более что по субботам не надо ходить в школу, а еще ты можешь сказать, что пошел за хлебом.

– Ладно, согласен, – покорно пробормотал я. Святые сардины в масле! Я уже успел убедиться: если Кира что-нибудь задумала, от нее ни за что не отвертишься!