Великий Ганди. Праведник власти - Александр Владимирский

Когда Ганди руководил сатьяграхой в Южной Африке, один британский чиновник сказал ему: «Я иногда хочу, чтобы вы прибегли к насилию, подобно английским забастовщикам. Тогда нам сразу стало бы ясно, как поступить с вами». А вот как реагировать на мирные протесты, власть не знала. Расстрел в Амритсаре показал, что подавление их силой с сотнями и тысячами жертв лишь провоцирует новые протесты и вызывает крайне негативную реакцию в мире, отчего страдает британский престиж.

Ганди считал, что в Индии сложилась обстановка, аналогичная той, что была в Южной Африке, когда правительству было легче расправиться с вооруженным выступлением, чем с мирным всенародным бойкотом всей системы колониального правления.

Тактика индивидуального террора также не оправдала себя. Ганди решительно отвергал терроризм как метод политической борьбы. Стихийно возникавшие выступления протеста крестьян и рабочих на местах также не могли сокрушить колониальную администрацию, полицию и армию. У восставших не было ни оружия, ни организованности.

В этих условиях программа ненасильственного несотрудничества пришлась как нельзя кстати. Она оказалась действенным способом давления на правительство, которое не могло эффективно работать без сотрудничества с самими индийцами. Отказ населения страны от сотрудничества с правительственными учреждениями, бойкоты, неповиновение законам, неуплата государственных налогов подрывали структуру управления, вели к падению авторитета власти. «Сатьяграха являлась ярко выраженной, хотя и ненасильственной формой сопротивления тому, что считалось злом, — писал Джавахарлал Неру. — Фактически ее следует считать мирным восстанием, высокоцивилизованным методом войны, угрожающим при этом стабильности государства. Она стала эффективным способом пробуждения широких масс к действию, методом, который отвечал особенностям психического склада индийского народа». А поскольку кампания гражданского неповиновения была массовой, репрессии оказались бесполезными. Бедняков тюрьма не страшила, терять им было нечего, да и в Индии не хватало тюрем, чтобы посадить туда десятки тысяч протестующих.

Перед началом кампании гражданского неповиновения в 1920 году Ганди опубликовал статью, озаглавленную «Доктрина меча», где утверждал: «Я считаю, что ненасилие несравненно выше насилия и что способность прощать благороднее стремления наказывать… Милосердие украшает солдата. Однако воздержание от насилия является прощением лишь тогда, когда есть сила для наказания. Оно бессмысленно, когда его симулирует беспомощное существо. Но я не считаю Индию беспомощной, я не считаю себя беспомощным существом».

Ненасилие не означает покорного подчинения воле злодея; оно есть противопоставление всех духовных сил народа враждебной ему власти. Ганди предупреждает, что «метод мирного несотрудничества „может потерпеть неудачу, не встретив надлежащего отклика. Тогда возникает действительная опасность. Благородные люди, неспособные далее мириться с национальным унижением, захотят излить свое возмущение. Они прибегнут к насилию. По моему убеждению, они погибнут, не избавив ни себя, ни свою родину от обид. Если Индия последует доктрине меча, она может одержать временную победу. Но тогда Индия перестанет быть гордостью моего сердца. Я предан Индии потому, что я обязан ей всем. Я абсолютно уверен, что ей предназначена особая миссия в мире“».

Как признавался Джавахарлал Неру, «для нас и для всего Национального конгресса в целом ненасильственный метод не был и не мог быть религией, непогрешимым вероучением или догмой. Он мог быть лишь политикой и методом, сулящим определенные результаты, и по этим результатам в конечном итоге и надлежало судить о нем. Отдельные лица могли превращать его в религию или в несокрушимое вероучение, но ни одна политическая организация, пока она оставалась политической организацией, не могла поступить таким образом».

Ганди объявил колонизаторам народную войну, но войну невооруженную. Он верил, что горе и страдания миллионов есть один из видов энергии народа, что если эту энергию направить в одно русло, то ни штыки, ни пули, ни виселицы не смогут с ней совладать.

Под давлением организованных Ганди кампаний гражданского неповиновения Лондон торопился осуществить реформы Монтегю — Челмсфорда и провести выборы в Законодательные собрания в Индии и тем самым воспрепятствовать Ганди осуществить свою программу несотрудничества. Но те индийцы, которые согласились баллотироваться в Законодательные собрания, были подвергнуты бойкоту со стороны соотечественников. Часть из них покинули ИНК и создали партию либералов, ориентированную на сотрудничество с британской администрацией, но эта партия по сути никого не представляла.

В 1920 году развивалось рабочее движение. Прошли всеобщие забастовки в Бомбее, Джамшедпуре и других промышленных центрах. На многолюдном митинге, состоявшемся в мае 1920 года в Бомбее, был основан Всеиндийский конгресс профсоюзов (ВИКП). Участники митинга осудили практику произвольного назначения властями представителей индийских рабочих на Международную конференцию труда в Женеву. Ганди отстаивал право рабочих иметь собственные организации и избранных ими представителей для защиты своих интересов. Но он предостерегал рабочих против насильственных действий и проповедовал идею «совладения» предприятий капиталистами и рабочими, поскольку «рабочие — не слуги, а совладельцы… Труд сам по себе является реальным капиталом, поскольку он — источник всех богатств».

Для индийских рабочих, работавших по 12–16 часов в сутки и не имевших никаких гражданских прав, предложения Ганди об урегулировании трудовых конфликтов с помощью арбитража были большим шагом вперед.

Влияние идей Ганди в индийском рабочем движении того времени было преобладающим. Экономическая борьба рабочих все теснее увязывалась с проводимой им кампанией гражданского неповиновения.

Члены конгресса, следуя примеру Ганди, отправились в деревни, чтобы создать там местные организации ИНК.

На очередной сессии конгресса в Нагпуре, состоявшейся в декабре 1920 года, политическая линия Ганди была закреплена окончательно принятием разработанного им устава. Гандизм стал официальной идеологией ИНК. Ладжпат Рай и Дешбандху Дас, находившиеся на предыдущей сессии в оппозиции к Ганди, теперь поддержали программу несотрудничества. Руководители конгресса пришли к выводу о неприемлемости для Индии ни политики реформ, ни политики насилия. Верх взяла предложенная Ганди тактика активного ненасильственного сопротивления. С этого момента и до самой своей смерти в январе 1948 года Ганди, периодически покидая руководящие посты и уходя «в тень», имел решающее влияние на проводимую конгрессом политику, и все ключевые решения принимались ИНК только с его одобрения.

По признанию Дж. Неру, «у нас всегда было такое чувство, что, хотя мы мыслим более логично, Ганди знает Индию гораздо лучше нас… Несмотря на свои крестьянские представления, это был прирожденный бунтарь, революционер, желавший глубинных потрясений, и никакой страх перед последствиями не мог его остановить».

И многие представители элиты последовали за Ганди, отрекшись от роскоши, богатств, наград и должностей.

Основная дискуссия на сессии развернулась по вопросу о путях достижения Индией свараджа — самоуправления или независимости. Понятие «сварадж» толковалось по-разному. Малавия и Джинна настаивали на том, чтобы целью ИНК стало получение Индией самоуправления в рамках Британской империи. Но по настоянию Ганди конгресс ставил задачу добиться независимости Индии в рамках Британской империи, если это будет возможным, или вне империи, если возникнет такая необходимость.