Кость со стола - Андрей Арсланович Мансуров
Шрифт:
Интервал:
– Привет, ма!
– Ой, здравствуй, Джонни! – мать явно не ждала. Руки, которые она спешно вытирала о передник, оказались в чём-то белом.
А, ну правильно: завтра же Пасха, которую она истово празднует, (как и Рождество!) каждый раз на что-то лучшее в жизни наивно надеясь. И регулярно на Пасху печёт: вон и формы для куличей на столе… И занавески на окнах выстираны и тщательно поглажены. Наверняка и пыль везде тщательно вытерта, а посуда надраена до блеска…
Всё как всегда. Мать у него – истая приверженница Традиций Предков.
Джон отлично помнил всё, что пережил там, дома, в крохотной казённой комнатёнке улья-общежития для работников категории «Д», до тех пор, пока ему не исполнилось десять. И его не отправили в Лагерь.
Затем – в Интернат. А затем – в Учебку.
– Ну, как ты?
– Да нормально, нормально, сынок!
– А дед?
– Тоже нормально. – она скосила глаза куда-то за экран: в тот угол, где, как он помнил, стояла дедовская койка.
Знает он это «нормально»: наверняка дед не подойдёт, так как уже не ходячий, а только, как он с недавних пор про себя говорит, «скрипящий». А кровать, к которой он прикован последние четыре года, узкая и неудобная: казённая. И стоит тут же, в комнате, но – позади камеры, и мать и раньше во время их «бесед» часто бросала туда тревожные взгляды.
– Ты-то сам как?..
– Хорошо, ма. Вот, звоню, чтоб порадовать вас с дедом: мне присвоили внеочередное. Я теперь капрал! Значит, смогу побольше вам высылать!
– Ой, поздравляю, милый! Но… Ты лучше не думай об этом: нам с дедом уже ничего-то и не надо! Лучше сам побольше откладывай в пенсионный! В фонд. Чтоб на старости-то лет было чего…
Да, она и раньше говорила ему, что им с дедом вполне хватает на «поесть»…
Знал Джон и как это – «хватает!»
А теперь, когда дед не ходит, всё навалилось на мать с её варикозом.
Очереди после полуночи в дешёвые супермаркеты: в ожидании, когда работники выдвинут за двери складов контейнеры с просроченными, и потому бесплатными, продуктами. За которыми часами готовы стоять те, кому пособие не позволяет купить свежие или натуральные.
Полицейские кордоны у супермаркетов. С резиновыми дубинками: только и ждут, чтоб забрать ретивых, да не желающих соблюдать очередь. Ну как же! Штрафы!..
Очереди в супермаркеты с одеждой: в редкие дни распродаж. Очереди в медицинские учреждения: чтоб вырвать бесплатно болящий месяцами зуб – в день, который указан в твоей дешёвой страховке…
Джон подумал, что это – всего третий раз, когда он звонит матери уже из подразделения Освоения. Да и то: если б не насущная потребность – и не звонил бы. Хотя…
Хотя спрашивать такое по межзвёздному всё равно нельзя.
Прослушка. Тщательное изучение записи сотрудниками СВБ – как крейсерской, так и земной. Компьютерная проработка интонаций – для выявления «упаднических и пораженческих настроений». И прочее в этом же духе.
Планета перенаселена. Сто пять миллиардов буквально задыхаются в тесноте тысячелетия назад освоенных пространств. Нужны новые Колонии. Значит, каждая новооткрытая планета с подходящими условиями – на вес золота.
А в условиях перенаселённости Правительство только и ищет поводов, чтоб сильнее прижать к ногтю тех, кто хоть словом!.. И в ход идут любые предлоги, чтоб сократить и без того маленькие зарплаты и пособия, или переселить недовольных в общие бараки…
Но то, что ему было действительно нужно, он узнал, не задав ни единого вопроса. А просто сравнивая. Так, как научили: жёстко, профессионально и объективно. Лицо, которое видел на огромном экране, с тем, что видел каждое утро в зеркале.
Абсолютно не похож.
Ну вот и всё.
Поэтому он просто сжал рукой, засунутой под китель то, что мать повесила ему перед тем, как распрощаться навсегда: крохотную матерчатую ладанку с волосами.
Якобы отца.
От разговора с матерью остался тяжёлый осадок.
Не на то, что она систематически разыгрывала перед ним комедию типа «мы с дедом отлично живём»… И не на её смешные попытки следовать традициям, и делать всё «как положено». И не на её реакцию на его юношеские наскоки на её наивные и консервативные привычки, что дебилы-психологи называли «мальчишеским максимализмом», «подростковой нетерпимостью», или ещё как… Но всё равно – некая натянутость в их отношениях ощущалась всегда.
Джон понимал, что это – другая сторона того самого чувства, что спасло его пару дней назад.
Внутренний голос?
Нет, скорее – чутьё.
Он с детства чувствовал, что не то, чтобы совсем уж нелюбим, но…
Но сестрёнке Дженни явно тепла и материнской ласки доставалось больше. И во всех её шалостях и проказах неизменно виноват оказывался Джон! Особенно, если случалось что-то во время их детских игр разбить, или испортить… Дженни плакала, тыкала в него тоненьким пальчиком, а Джон…
Молчал, и терпел.
Правда, наказывали его обычно несильно. Да и как наказать: проявишь «жестокость и некоммуникабельность», и ребёнка тут же отберут органы опеки, да сдадут в интернат для малолетних. Потому что камеры и микрофоны точно такие же, как и на крейсере: то есть – натыканы в каждом углу.
Сестрёнку Джон, скорее, жалел. Ещё бы: такая маленькая, тощенькая, с полупрозрачными хилыми ручками и ножками. Она казалась сказочным созданием, как его изображали детские комиксы и мультфильмы. И он действительно ощущал ответственность за неё – лупил в начальном всех, кто осмеливался прикалываться над его сестрёнкой, лупил обидчиков, даже если это стоило ему разбитого носа, и даже – однажды! – сломанного ребра… Но от судьбы не уйдёшь: он жутко рыдал, когда Дженни умерла от неизлечимой тогда Таити-оспы, завезённой с пшеницей с Нью-Таити.
Нет, воспоминания о детстве никак нельзя назвать слишком уж приятными. Или тёплыми.
Но Джон понимал: его всё-таки родили и вырастили, несмотря на все сопутствующие этому проблемы и материальные потери.
Стало быть – спасибо, мать. И дед.
А вот как разобраться с отцом…
Но он, вроде, придумал кое-что и для этого.
Браслет на запястье разбудил в половину третьего ночи, уколов точно дозированной иглой электрического разряда.
Первая вахта. А уж Джон-то знает, как «бдительно» они несут службу!
Не засыпаться бы только тут, в казармах. Потому что видеокамеры никто не отключает. Хотя в это время никто почти на них и не смотрит…
Потому что в обычных условиях никому и не приходит в голову нарушать внутренний распорядок.
Да и зачем?!
Чтоб нарваться на очередной внеочередной наряд и штрафы?!
Поэтому он осторожно прополз вдоль ряда коек по полу, стараясь держаться так, чтоб его
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!