Кирза - Вадим Чекунов

Сигнал к действию — появление грачей. По мотивам картины — уже не помню кого — «Грачи прилетели».

Всем выдаются ломы и штыковые лопаты. На ближайшие несколько дней часть превращается в какой-то странный прииск. Кипит работа. Повсюду тюкают ломы, взметается грязно-серое крошево льда. Лопаты вгрызаются в слежавшуюся по обочинам дорог снежно-льдистую массу. Куски голубоватого снега выбрасываются на асфальт, рубятся, растаптываются сапогами.

От работы не увильнуть никому — руководят командиры подразделений. Никаких тебе перекуров. По дорожкам снует неутомимый Геббельс, он же замполка подполковник Порошенко.

Даже Борода держит одной рукой лопату и тычет ей в снег, ковыряя ямку.

Мне работа нравится. В отличие от чистки снега, этого мартышкиного труда, когда ты оглядываешься на только что проделанную скребком полосу и видишь, как ее на глазах вновь засыпает снегом. А полос таких тебе проделать надо не меньше полусотни. А из приоткрытой двери КПП на тебя уже орет дежурный, и ты понимаешь, что снег будет валить всю ночь, и что ты, наверное, сдохнешь к утру прямо на плаце…

Удивительно, но ты не сдыхаешь, и вечером сменяешься, а весь следующий день, до нового заступления, чистишь закрепленную за взводом территорию части. А потом снова сутки в наряде, и пальцы привычно обхватывают ручки скребка:

«Приближение весны» — совсем другое дело.

Здесь ты уничтожаешь врага навсегда. Колешь, рубишь его, швыряешь.

Чтоб больше уже не прикоснуться к нему никогда.

Конечно, снег выпадет следующей осенью и пролежит опять больше полугода. И вновь будут скрестись плацы и возводиться огромные снежные «гробики».

Но уже не нами.

Со страной происходит беда.

Страна решила узнать у самой себя, оставаться ли ей в живых.

Новое, незнакомое многим слово — «референдум».

В курилках закипели споры.

Хохлы-западэнцы торжествуют. Те хохлы, что с Восточной Украины, поумнее, больше молчат или слушают других: Многие растеряны.

Вот и дожили:

Молдаване — все как один за выход из Союза.

Немногочисленные кавказцы — азера и армяне, лишь качают головами.

Замполит полка подполковник Алексеев собрал всех в клубе. Объясняет суть референдума и правила голосования.

Фельдшер Кучер, хоть сам из Львовской области, угрюмо слушает замполита. Наклоняется к моему уху:

— Я тебе одного теперь пожелать хочу — дембельнуться раньше, чем война в стране начнется. Я-то осенью уйду, а тебе до следующей весны тянуть:

— Да брось ты, Игорек: Какая, на хер, война:

Кучер взглядом показывает на кучку сидящих неподалеку молдаван-кочегаров:

— Вот они-то и начнут одни из первых:

На вечернем построении в казарме, после переклички, назначения нарядов и уборщиков, появляется замполит мандавох старший лейтенант Сайгаров.

— У меня объявление. Товарищи! В связи с проводимым завтра референдумом командование части решило объявить завтрашний день Днем демократии:

Строй недоуменно смотрит на замполита.

— Поясняю, — поправляет фуражку Сайгаров. — Объясняю, растолковываю. Подъема завтра не будет:

Строй начинает радостно гудеть.

— Минуточку! Секундочку! — Сайгаров поднимает руку. — Подъем, безусловно и конечно, будет. Но! Подъем будет неофициальный, без команды. Проснетесь, встанете, умоетесь. Завтра у вас по плану — свободный день. Завтрак, просмотр телепрограмм. После обеда — спортивный праздник…

— Вот те нате, бля!.. — роняет кто-то в строю.

Все смеются.

— Отставить смех! — командует Сайгаров, но его мало слушают. — Товарищи, товарищи! Сейчас самое главное. Ключевое, так сказать, мероприятие завтрашнего дня. Каждый из вас завтра должен найти время для исполнения своего гражданского сознания. И долга: И того и другого, одним словом. Вернее, несколькими словами.

Кличек у Сайгарова две. Одна просто от фамилии — Сайгак. Другая, более меткая, за должность и внешность — Дуремар.

— В спортивном зале клуба будут расположены, установлены и расставленны голосовательные урны. Каждый из вас получит, так сказать, на руки голосовательный бюллетень. Как его заполнять, где и какую ставить галочку, вам уже было подробно рассказано на политинформации. Кто забыл, запамятовал или, там, не помнит, обратитесь ко мне. С этими вот самыми бюллет: — запинается вдруг Дуремар, но быстро находит выход: — С этими бюллетнями вы пройдете в голосовательные кабинки. Или кабинки для голосования. Так даже лучше сказать: — совсем доволен собой замполит.

— Бюллетни следует заполнять: — продолжает было он, но кто-то из строя отчетливо, по слогам, произносит:

— Бюл-ле-те-ни! Бюл-ле-тени! Дуремар, сука-бля:

Сайгаров идет пятнами. Пересиливает себя и скомкав объяснения, командует «вольно!» Строй расходится.

Удивительные вещи начинают случаться, думаю я.

Ночь проходит спокойно. Ни нас, ни бойцов никто не тревожит.

Просыпаюсь за пять минут до подъема. Сегодня он на полчаса позже — воскресенье.

Вспоминаю вчерашние слова замполита. Значит, «подъем!» командовать не будут. Тогда что?.. Не может такого быть: чтоб до завтрака, и в койке, да еще с разрешения командования:

Бойцы проснулись все до одного и негромко переговариваются между собой на койках.

Арсен машет мне рукой.

Я показываю ему жестом — спи!

Семь часов. Дневальный молчит.

Из наших проснулись Кица и Костюк. Мишаня Гончаров спит возле меня. Рот его полуоткрыт, на подушке — пятно от слюней.

Гитлер в наряде, уже оделся и ушел к дневальному за штык-ножом.

Некоторые из старых ворочаются, приподнимают всколоченные головы и ложатся снова.

Пепел мычит что-то из-под подушки.

Бойцы не выдерживают, встают и начинают одеваться.

Борода лежит на спине. Трет лицо руками и открывает один глаз:

— Че за возня? Сказано — демократия, значит — выполнять! Всем по койкам!

Минут через пятнадцать в спальном помещении появляется Сайгаров. За ним растерянно топает дежурный по роте.

— Тащ сташ литинат, тащ сташ литинат: — скороговоркой бормочет дежурный. — Вы же говорили, команду не подавать…

Сайгак хмурится из-под козырька фуражки. Принимается расхаживать между рядов и трясти спящих за плечи.

— Вставайте, вставайте! Голосование необходимо провести организованно, до завтрака! Втавайте! Дежурный, командуйте!

— Ну: подъем, — вяло и негромко произносит дежурный и после паузы добавляет: — Чего тогда надо было про демократию мутить: