Девушка с голодными глазами - Маша Царева

Но вместо этого он весело воскликнул:

– Естественно! Вер, у тебя есть деньги на такси? – Он судорожно выворачивал карманы в поисках крупных купюр. – Давай я тебе оставлю, чтобы ты где-нибудь поужинала. Только обещай, что отправишься в самый роскошный ресторан.

– Успокойся, – остановила я его, – у меня денег достаточно. Все будет в порядке, за меня не волнуйся.

И вот я отправилась в отель, одна. А Миша остался в клубе дожидаться, когда закончится смена Нан. А может быть, он купил ее прямо с подиума – говорят, в Таиланде это совсем недорого.

У меня и правда были с собой свободные деньги, но идти в ресторан почему-то не хотелось. Вместо этого я купила в ближайшем к отелю мини-маркете пакетик быстрорастворимой острой лапши и баночку холодного кофе. Устроилась на пляже, на одном из пластиковых лежаков. С моря, играя моими спутанными волосами, дул теплый ветер. Вокруг гремел роком и американской попсой самый сумасшедший на Пхукете район.

Недалеко от меня, метрах в пятнадцати справа, расположилась счастливая парочка – хорошенькая тайская девушка и седой европеец с пивным животиком и красными обрюзгшими щеками. Из алых, как плащ тореодора, шорт тайки торчали тонкие, как каминные спички, загорелые ножки. И вся она была такая субтильная, воздушная, миниатюрная – недоглядишь, и ее унесет сквозняк. Если бы я не знала правил местной эротической игры, подумала бы, что это дедушка и внучка.

– С тобой я впервые чувствую себя счастливым, – донеслись до меня слова европейца. – Так странно, я купил тебя в красном квартале за пятьсот бат, но ты самая честная девушка из всех, кого мне приходилось встречать. Ты не навязываешь свою точку зрения и не выпрашиваешь подарки. Мне хотелось бы увезти тебя с собою в Мюнхен.

Я усмехнулась – тайские продажные женщины свое дело знают.

В ту ночь я так и не сомкнула глаз. До самого рассвета просидела на балконе с британским Marie Clair, выпила все, что нашла в мини-баре, три раза меняла наряд, подкрашивала слипающиеся глаза. Мне хотелось быть на высоте, когда он вернется.

Но старалась я напрасно, потому что Миша так и не появился в ту ночь.

Не помню, как я провалилась в душный, беспокойный сон. Разбудил меня лихо пританцовывающий на моем носу солнечный зайчик. Все тело ныло, голова гудела, как будто бы меня постигло тяжелейшее похмелье. Миши в комнате не было.

Я почистила зубы, приняла душ, натянула сарафан, скрыла опухшие глаза огромными темными очками и отправилась в город что-нибудь перекусить. Зашла в первое попавшееся кафе, ближайшее к нашему отелю, и…

…Они были там. Сидели на соломенных стульчиках, ее рука в его руке, и он нежно перебирал смуглые пальчики, и что-то ей шептал, а она опускала ресницы и заговорщицки хихикала. Я остолбенела. Они были похожи на влюбленных после первой ночи, на супругов во время медового месяца, на страстных любовников, подсевших друг на друга, как на наркотик. Но только не на тех, кем они на самом деле являлись – проститутку и клиента.

– Вы будете одна? – на ломаном английском поинтересовался подскочивший официант.

– Я буду одна, – усмехнулась я, – наверное, вообще всегда буду одна.

– Простите?

– Не берите в голову. Я передумала. Я не голодна.

Я развернулась, чтобы уйти, пока они меня не заметили, но тут Нан подняла голову и толкнула Мишу локтем в бок. Наши взгляды встретились. Он был похож на старшеклассника, которого родители застали за курением анаши. Вставая, Миша опрокинул стакан с соком, и по белой скатерти расползлось алое пятно. Я покачала головой.

– Не надо. Оставайся, я позавтракаю где-нибудь еще.

– Подожди, Вера! – он догнал меня, схватил за плечи, развернул к себе. – Вера, нам надо поговорить.

– О чем? – почти равнодушно спросила я.

– Может быть, присядем?

– Боишься, что я упаду в обморок? Не волнуйся, не такая уж я и впечатлительная.

– Вер, я… – он опустил глаза, – мне очень жаль, но… Нам надо расстаться.

– Вот как?

– Я ценю твою дружбу, и твою уступчивость, и мудрость… Я очень благодарен тебе за твой самоотверженный поступок. Вчера, когда ты это предложила, я не поверил своим ушам. Я думал, что все будет так, как ты говоришь, – насытившись ею, я вернусь к тебе. Но… получилось по-другому.

– Что, не насытился еще? – криво усмехнулась я. – Заплатишь ей за overtime?

Его лицо перекосила странная гримаса. В какой-то момент мне показалось, что он готов меня ударить.

– Не надо так о ней. Нан, конечно, работала в баре, но она не проститутка.

– Да? – нарочито удивилась я. – А как еще называется девушка, готовая пойти с кем угодно, кто помашет перед ее носом бумажкой в пятьсот бат?

– Она не взяла с меня денег. Я ей правда понравился, она сказала, что никогда не встречала такого, как я.

– Миш, сколько тебе лет? – покачала головой я. – Тридцать шесть, кажется? Неужели в таком почтенном возрасте ты не понимаешь, что проститутка, которая не берет с тебя денег, просто понимает, что она может раскрутить тебя на куда большую сумму.

– Это ты ничего не понимаешь! – горячо возразил Миша. – Вер, ну к чему эта демагогия… Давай останемся друзьями. Можешь остаться в отеле, я переезжаю к Нан. Сегодня вечером мы заедем за вещами. У тебя есть деньги? Сколько тебе оставить?

– Не нужны мне твои деньги, – буркнула я, – у тебя есть на кого их потратить. Значит… Это все?

Он со вздохом кивнул. Я оглянулась на Нан, которая крахмалила уши за столиком. Она бездарно делала вид, что наша беседа ей безразлична. Ковыряла десертной ложкой тирамису, о чем-то щебетала с официанткой на своем птичьем языке. Но я видела, что она нервничает, – под столом она дергала обутой в золотистую туфельку ступней. Я улыбнулась ей, махнула рукой.

Хотела сказать что-нибудь Мише, на прощание, но потом передумала. Хлопнула его по плечу, надвинула на глаза темные очки и пошла прочь.

Он думал: пройдет время, и все забудется. Он думал: тоска испарится, потеряет свою остроту. Он надеялся: зияющая дыра в сердце превратится в саднящий шрам. Не завтра, не через месяц и, может быть, даже не через год. Но когда-нибудь.

Бесполезно.

Шло время, настольный отрывной календарь то худел, как красотка перед пляжным сезоном, то поправлялся, как баба на сносях. Но даже через три года всемирно известный модельер Антонио Фарбоначчи помнил в мельчайших подробностях тот день, когда он застал своего любовника Марио в постели с другим мужчиной. И когда он об этом вспоминал, внутри расползалась черная клякса.

Чертов сукин сын!

Они были вместе два года – и это было самое счастливое время в жизни Антонио. Марио был самым красивым мужчиной на земле – узкобедрый, гибкий, с буйными темными кудрями и дьявольской зеленью порочных глаз. С гладкой кожей цвета «кафе-оле», длинными музыкальными пальцами и беззаботным нравом избалованного ребенка. Впервые Антонио заметил его на Неделе высокой моды в Париже – Марио был начинающим манекенщиком. Естественно, Дом моды «Фарбоначчи» предложил ему жирный контракт. Антонио словно с ума сошел – ему хотелось, чтобы волшебный юноша с наглыми глазами был ближе. Хотелось смотреть на него каждый день, любоваться его природной кошачьей грацией, слушать его голос, смех. При всей своей инфантильности Марио отнюдь не был дураком. Через какое-то время они были не разлей вода – оба знали, что это не банальная интрижка из серии «отсо– си-у-меня-в-гримерной-а-я-предложу-тебе– прекрасный-контракт», а нечто большее, настоящее. Их роману было всего две недели, когда Марио перевез свои скромные пожитки в роскошный трехэтажный особняк сеньора Фарбоначчи. Через полгода они вдвоем сфотографировались на обложку журнала People, а через год – заявили всему миру о том, что они намерены узаконить свои отношения в Амстердаме. Весь мир наблюдал за их головокружительным романом, весь мир им сочувствовал.