Собственность зверя - Анна Владимирова

Казалось, мои слова ничуть не смягчали его. Киан смотрел на меня, застыв, и невозможно было понять, что он чувствовал и что сделает.

— …Ты мне нужен, чтобы спасти ребенка, — прошептала я и тяжело сглотнула слезы. — Нашего…

— Ты ненормальная, — глухо прохрипел он, приподнимаясь… и вдруг стянул меня к себе на колени. — Какого же черта я не дал тебе сказать сразу…

Он обхватил меня за шею и коснулся лба своим. Я видела, как заостряются его черты, слышала тяжелое дыхание и размеренное биение сердца. Но мне становилось легче с каждым вздохом. Я физически чувствовала, как внутри отпускает, как с треском рушатся опоры, что я настроила, чтобы как-то держаться.

Потому что теперь меня держали…

Я не знаю — почему, не знаю — как он это делал, но я никогда еще не чувствовала себя в таких надежных руках.

— …Ложись отдыхать.

Его губы скользнули по скуле, но руки просили об обратном — остаться. Он заключил меня в объятья и прижал к себе, и я уложила голову на его плечо, едва ли веря… что зверь не рычит больше.

— Кроме того, что я ненормальная, ты больше ничего не скажешь?

Слова дались тяжело. Я так вымоталась, что даже дышать стало трудно. Как же я устала…

— Как ты назвала сына? — он потерся щекой о мою.

— Никак. Пока… Боялась…

— Чего?

— Мне казалось, если не будет имени, то малыш обязательно его дождется… Дождется, когда смогу взять его в руки и позвать…

— И откуда ты это все знаешь? — Киан подхватил меня под попу и поднялся на ноги.

— Хочешь, Джастис может тебе его показать… если связь позволит…

— Я хочу увидеть его по-настоящему, — горячо прошептал на ухо.

Голос его при этом дрогнул от первых эмоций, которым позволил прорваться наружу. Я положила руки ему на плечи и осторожно обняла. Я ведь единственная, кто может его понять сейчас: каково это — знать о ребенке и не иметь возможности его прижать к себе.

— Я боялась, что ты мне не поверишь…

— Я не верил, пока ты врала, Лали. — Он опустил меня на кровать.

— Ты мог подумать, что я тебя использовала…

— Люди, которые на самом деле хотят меня использовать, знают, что подходить ко мне при этом близко нельзя.

Его взгляд все еще полосовал душу, и столько было в нем эмоций, что сложно пережить.

— Скажи, ты… рад? — прошептала и горько усмехнулась.

Какое же грубое это слово! Но я не знала другого, которое бы вместило в себя всю горечь, густо омрачающую мое личное счастье.

— Я… — Он тоже попытался нащупать нужное слово. Но ничего не вышло. — …оглушен. И зол. На людей… которые сделали это с нами. И на волков, которые думают, что я — их собственность. Все сложно, Лали…

То, что он вообще попытался мне объяснить свои чувства, уже стоило многого. Я все еще не знала, имею ли право… Чувствовала себя так, будто подвела его. Он ведь столько всего пережил, и теперь, вместо того чтобы взять на руки сына, должен снова смотреть смерти в лицо.

— Все несправедливо… — Я обвила его плечи и притянула к себе, вынуждая склониться ко мне, а потом и улечься рядом.

Он помолчал некоторое время.

— Ты когда-нибудь мечтала покататься на белом медведе?

— Что? — озадаченно приподнялась я.

— С базы есть один неприметный выход, давно заваленный снегом. Я специально не хожу там, чтобы его не выдать. Можно попробовать рвануть через него.

— Со мной верхом? — удивленно вытаращилась на него.

— Да. Белоглазые не опасны в бою — они опасны оружием. Но сейчас наверху буря, и попасть в цель практически невозможно. А бегаю я быстрее.

— Ты часто бегаешь с девушками на спине?

— Ни разу, — усмехнулся он тепло. В уголках глаз собрались уютные морщинки, и чернота во взгляде прояснилась. — Время попробовать.

— Киан, я не могу тебя потерять, — собрала пальцами его футболку на груди. — И не только потому, что от тебя зависит жизнь сына.

— А я не могу умереть. Не сейчас. Мы оба не имеем права здесь остаться, Лали.

— Если с тобой что-то случится…

— Не случится. — Он прикрыл глаза и сгреб меня в объятья. — Черт, дерьмовый план…

— Давай подождем. Джастис передаст отцу. Они что-нибудь придумают.

Он промолчал, но я будто слышала его сомнения. Киан не привык доверять кому-то. Его жизнь всегда зависела от него самого.

— А тот полицейский, что нашел тебя мне в проводники?..

— У них нет таких спецов, Лали, — рассеянно отозвался он. — Меня поэтому и наняли. Мало кто вообще сунется на пустошь…

— Мы летели сюда на вертолетах.

— Вертолеты в такую бурю не летают.

Я прикрыла глаза, стиснув зубы. Хотелось грязно ругаться! Когда, казалось, все могло наладиться, мы оказались в западне…

***

Если бы она знала…

Как мне хотелось выйти и подставиться под зубы белоглазых, чтобы выучить этот урок наверняка. Я заслужил эту западню. А ведь мог выслушать ее сразу и не попасться в ловушку. Почему мне никогда не прощаются ошибки и приходится нести наказание всегда по высшей мере — понятия не имел. Но никогда не жаловался.

Теперь же хотелось выть волком.

Проклятая Разия! Попадется в лапы — порву на лоскуты тварь! И ведь сам привел ее к своему логову! Я хотел смотреть в глаза прошлому…

…не подозревая, что где-то далеко ждет будущее…

О ребенке было невыносимо думать. Как и о том, что пришлось пережить этой маленькой девочке там одной. Она же на самом деле думала, что ее ребенок может умереть. А я кичился своими победами над смертью, не подозревая, что она обошла меня с другой стороны.

Лали тихо засопела в плечо, и я слабо улыбнулся. Нужно было засыпать и набираться сил, потому что неизвестно, что будет завтра. Опасная идея все еще казалась единственной возможностью сбежать. А ждать уже просто не было сил…

Я выполз осторожно из кровати, укрыл девушку одеялом и направился по коридору к черному ходу. Двигался по мере приближения все тише, а за несколько метров от шлюза — осторожно крался. В этой двери не было иллюминатора, и я прислушался — тишина. Слабые завывания ветра где-то за толщей снега. В нем предстояло пробить ход.

Я опустился на корточки и протер устало лицо. Все это — те же пляски со смертью.

Вьюга выла снаружи, а я сидел и слушал. Мне нужно было рискнуть так, как никогда. Использовать единственный шанс, чтобы мы оба с Лали остались живы. Стоило подумать о ребенке, и пальцы обрастали шерстью и когтями, а душу начинало выворачивать наизнанку от злости. Я ненавидел весь мир! Людей, волков… И это прибивало мордой ко льду, сковывало и обещало мучительную смерть.