Психиатр - Андрей Шляхов

Сколько ему надо времени на самое главное?

Савелий остановился на углу Кондратюка и Первой Останкинской и огляделся по сторонам, словно пытаясь прочесть ответ на рекламных щитах. Ничего полезного, конечно, не увидел и свернул направо.

Полчаса точно надо, самое минимальное — минут двадцать. Нет, все-таки полчаса, не меньше: ему еще требуется время на уничтожение следов или на то, чтобы убедиться в их отсутствии. Но даже если он управится за двадцать минут, то в сумме, вместе с дорогой, это будет уже сорок пять.

Чтобы за сорок пять минут никто не поднял шума, интересуясь, куда средь бела дня подевался аптекарь? Вряд ли, особенно с учетом великой популярности «кандидата аптечных наук». Да он же, вернувшись, наткнется на группу возмущенных покупателей, и весь торговый центр надолго запомнит, что такого-то числа, примерно в полдень, аптека около часа простояла закрытой.

Еще и записи в жалобной книге на память останутся, а листы там прошнуровываются и пронумеровываются, незаметно не выдерешь. Опять же — дойдет до хозяйки, будут проблемы. Кому на фиг нужно такое «алиби», гори оно синим пламенем.

Надо бы подать Виталику идею, сравнить график работы аптекаря с датами убийств. Нет, надо присмотреться к человеку получше, а потом уже подавать идеи.

«Снова тороплюсь, — констатировал Савелий, — не делаю никакой разницы между аптекарем и Душителем. А на чем основаны мои подозрения? На том, что в одной из аптек Останкина работает знающий и дружелюбный человек, который с удовольствием дает клиентам советы? По уму, все аптекари такими и должны быть! В наше-то время, когда аптек развелось немерено и конкуренция между ними суровая, надо бороться за каждого клиента, даже если ты не владелец, а наемный сотрудник. Процент-то с выручки все равно идет.

И то, что убийства начались вскоре после появления нового аптекаря, тоже ни о чем не говорит. Косвенно свидетельствует, конечно, но как выражается Виталик, „хотелось бы иметь в руках что-нибудь поосновательнее воздушных замков“. Нет, надо бы еще пообщаться с этим аптекарем, желательно в неформальной обстановке, прощупать его и уже тогда делать выводы.

Пообщаться в неформальной обстановке — здорово, просто замечательно. Только как?»

Додумать Савелий не успел, потому что красный свет наконец-то сменился зеленым, а на проезжей части не стоит думать ни о чем другом, кроме собственной безопасности. А на другой стороне улицы двигался по направлению к метро многолюдный поток. Савелия два раза толкнули, вдобавок тележка какой-то бомжеватого вида тетки проехалась по его правой ноге. Хорошо еще, что тележка была пустой, а ботинки — крепкими. Нога не пострадала, только ботинок испачкался, ну и ладно. Не повод для дисфории.[14]

В битком набитом людьми вагоне тоже как-то не думалось, поэтому Савелий решил отложить поиски способа на потом. Надо еще послушать, что расскажет Виталик. Однако что же это получается? Убийство сотрудника полиции никак не может быть связано с районными поликлиниками, потому что у сотрудников МВД своя медицина, ведомственная. Свои поликлиники, стационары, которые называются не больницами, а госпиталями. На этот раз, выходит, нет никакой связи с поликлиниками? А убитая сотрудница тоже заболела или у нее просто выходной был?

Пива Савелий взял десять банок, с запасом. На креветках тоже не стал экономить — взял два килограммовых пакета очищенных, чтобы спокойно сидеть, есть, пить и беседовать, а не возиться с разделкой. Не забыл и про лимоны с соевым соусом. Только бы Виталик не подвел…

Но тут никто никаких гарантий дать не может, даже сам Виталик. Рабочий день у него ненормированный, плавно перетекающий в рабочую ночь. Нагрузит чем-нибудь районное начальство, и давай паши.

Савелий в который раз уже порадовался приятностям амбулаторной медицины — ни ночных дежурств тебе, ни огромных переработок. Прием иногда может затянуться минут на двадцать, можно как, например, сегодня, час с небольшим с «бумагостатистикой» провозиться, но это случается нечасто.

А у Виталика работа занимает едва ли не восемьдесят процентов времени, процентов десять — пятнадцать всякие похождения амурного плана. Что же у него на семью тогда остается?

Лариса в чем-то права, когда говорит, что наличие мужа ощущает только по его вещам, которые приходится регулярно стирать и гладить. Шутка — ложь, да в ней намек. Когда-нибудь все это закончится разводом. А может, и нет, некоторые десятилетиями так живут, привыкли. Каждый человек находит в браке то, что искал. Кому-то нужен мир да покой, другим — шум и ярость.

Взять хотя бы Любу и Диму, соседей Савелия по лестничной площадке. Ссорятся они чуть ли не ежедневно, все соседи давно привыкли и не обращают внимания. Дима как-то раз в порыве пьяной откровенности признался в лифте Савелию, что сексуальный интерес к жене у него появляется, как он выразился, «только на пике эмоций», и интересовался, нормально ли это. Савелий поспешил заверить соседа в том, что все в порядке, у каждого свои стимулы. Не хватало ему еще соседей в пациенты для полного счастья, еще таких истероидов, как Люба с Димой.

Истероиды всегда работают на публику, актеры, весь мир для них — театр. Они всячески стремятся привлечь чужое внимание, произвести впечатление (не столь важно, хорошее или плохое), поразить или шокировать.

А разве можно найти зрителя ценнее, чем сосед-психиатр? Во-первых, он как сосед всегда под рукой. Во-вторых, он как врач не вправе отказать ближнему в помощи, но реальная помощь нуждающемуся в ней человеку — одно, а становиться унитазом для чужих эмоций — это совсем другое.

А еще истероиды инфантильны. Им постоянно требуется помощь окружающих. Вернее, им самим так кажется. Лучше не поваживать, тогда и отношения не придется портить.

Виталик пришел рано, если так можно выразиться, — в половине одиннадцатого. Небывалое (бывалое, но крайне редко) дело — попросил полотенце и отправился минут на десять под душ. От предложенного Савелием махрового халата отказался, прошел в комнату, где рухнул в жалобно скрипнувшее под ним кресло, и попросил:

— Тащи все сюда или меня в кресле на кухню.

Пиво, тарелки и салатницу с креветками принести было гораздо легче. Савелий, изведшийся от любопытства и нетерпения, мигом сервировал журнальный столик, уселся напротив брата и выдохнул:

— Рассказывай, что там?

Виталик, явно наслаждавшийся моментом, говорить не спешил. Размеренными глотками осушил первую банку, зачем-то смял ее, поставил на пол, закусил креветкой и сказал:

— Закон знаешь? Напои, накорми, потом расспрашивай.

— Исполать тебе, добрый молодец! — Савелий попытался, не вставая, изобразить поясной поклон (вышло не очень хорошо) и уже не торжественно-парадным, а обычным тоном добавил: — Ты бы не наглел, брат.