Француженки не играют по правилам - Лора Флоранд

– Люк. – Саммер заглянула ему в глаза и успела увидеть, как они замерцали, когда его поразило произнесенное ею слово. Но она пока не давала этому слову поразить ее саму. – Люк, – снова прошептала она и закрыла глаза, чтобы не видеть проявления его чувств. Она не могла бы так поступить, если бы считала его кем-то определенным. Она хотела на время забыться, чуть-чуть погрузиться в манящую тьму, чтобы хоть как-то пережить здесь эти три долгих месяца. А потом она вернется туда, где была счастлива. И ни одной частицы себя не оставит с тем, кто считает ее пустышкой.

Она снова нашла его руку и обвила языком вокруг его большого пальца.

Он рывком высвободил палец и опять поймал ее за подбородок, поворачивая к себе.

Она не открывала глаз. Хлор ошеломлял своим едким запахом, содействуя ее стремлению к обезличенности. За пределами этого бассейна ей удастся забыть, как вкусно пахнет Великолепный. Будто весь мир перемешал ароматы специй на его коже.

– Открой глаза, Саммер.

Она зажмурилась еще крепче, протащив ногу вверх по его бедру, а жаркое нажатие его руки на ее живот продолжало держать ее припертой к стенке.

Не будь смешным. Ты не скроешь от себя, что тебе хочется ни к чему не обязывающего секса с богатой блондинкой в бассейне. Да ладно. Тебе ведь даже не нужно, чтобы я смотрела на тебя. Давай просто сделаем это. Опусти руку ниже. Всего на несколько дюймов…

– Putain. – Люк поднял Саммер и усадил на край бассейна. Она приоткрыла глаза и увидела его черную ярость. – У меня более высокие требования, – сказал он решительно.

Повернувшись, он нырнул и не показывался на поверхности, пока не оказался далеко отсюда, огибая островок. А она осталась сидеть на бортике с ощущением, будто он только что вспорол ей живот.

Выпотрошил, как рыбу, и бросил в одиночестве.

Более высокие требования.

Эти слова бились у нее в голове, расширяясь и сжимаясь, как в лихорадочном сне. Они пульсировали, когда она шла по отелю с Аленом Русселем и он знакомил ее с организацией работы. Бились и тогда, когда она просматривала финансовые отчеты, рисуя на полях каракули, изображающие волны океана, накатывающиеся на пляжи с кокосовыми пальмами.

Она вернулась в номер и оказалась в высокомерных лучах света, посылаемых ей огнями Эйфелевой башни. Стараясь не обращать на них внимания, Саммер добавила фотографии своей жизни на острове к тем, которые уже были на огромном экране телевизора, и начала смотреть на них. На людей, которые любили ее и которых – в благодарность за это – любила она, и слова Люка приумолкли. А потом опять начали тесниться в ней. Ей стало казаться, что она похожа на раздутый сверх меры воздушный шарик, готовый лопнуть.

Если он вообще когда-нибудь лопнет. Навязчивое желание раздобыть булавку начало сводить Саммер с ума.

Более высокие требования.

Будто она гамбургер с картофелем фри, предложенный изысканному вкусу Люка.

Саммер отправилась в ванную. Интересно, смог бы он удержать презрительную усмешку, если бы в душевой кабинке ее номера погрузился глубоко в нее, прижимая ее к стене…

Черт возьми, что с ней не так? Саммер наклонилась вперед и осела на пол в этой самой душевой кабинке, сильно растирая лицо руками.

* * *

– Ты не спал? Или просто заболел?

Заметив следы золотого порошка на доске для объявлений, Люк мрачно взглянул на Патрика.

– Нет, не заболел.

Патрик усмехнулся:

– Конечно же нет. Только не ты. Это вопреки твоим принципам.

– Верно.

Люк не болел уже десять лет. Он пришел бы в ярость от одной только мысли, что может чихнуть на одно из своих творений.

– И моим тоже, mon cher[67], за исключением лыжного сезона. Тогда я всегда заболеваю не меньше чем на две недели и совсем не могу работать.

– Я заметил, – сухо ответил Люк.

– О, да ладно тебе, я уеду после Дня святого Валентина, когда у нас начнется мертвый сезон. А тебе было бы неплохо поехать со мной, а не в Коста-Рику, как в прошлом году. Вулканы. – Патрик презрительно фыркнул. – Небось представлял себе взрывы?

– Проваливай, Патрик. Разве похоже, что сейчас я хочу говорить с тобой?

– Ну, в общем-то, нет. – Патрик в восхищении сложил руки и облокотился на противоположную сторону мраморного стола, будто был в чертовом баре, а Люк собирался смешать ему порцию спиртного. – А знаешь, это забавно. Обычно тебя не очень-то легко доводить. Итак, почему у тебя красные круги вокруг глаз? Передозировка энергетических таблеток? Я всегда подозревал, что твоя энергия неестественна.

Люк с отвращением посмотрел на него. У Патрика столько же энергии, сколько и у него, просто ему удается как-то ее скрывать. Возможно, Люку тоже надо научиться строить из себя медлительного вальяжного мужчину. Он мог бы поспорить на солнечный свет с острова, что там любят молодых вальяжных серфингистов.

Он резко нахмурился, вспомнив, как вчера расслабилось ее лицо, когда она смотрела на Патрика. Возможно, ему надо пораньше отправить Патрика кататься на лыжах, и пусть остается там подольше. Люку не хотелось, чтобы Саммер выбрала не того мужчину, – когда наконец начнет обращать свое внимание на кого-нибудь.

– О, как все просто. Только посмотри, как мило ты хмуришь брови. Стоило лишь намекнуть, что ты злоупотребляешь наркотиками, и ты уже вышел из себя.

– Разве тебе не пора работать над Phénix[68]?

– О да. Кто бы сомневался. – Патрик взял какую-то посудину и начал отшвыривать от себя вещи.

Казалось, он так неаккуратен, что даже может надеть одежду невыглаженной, да и ходит иногда будто в полусне. Но Люк давно прекратил дергаться по этому поводу и лишь изредка перепроверял его работу, хотя это было совершенно не нужно. Однако такое навязчивое и, конечно же, безосновательное влечение проверять работу Патрика могло стать одной из причин, по которой тот в конце концов оставит их бизнес и начнет собственное дело. – Но если это не наркотики и ты не болен, тогда, значит… – Патрик замер. – Слушай, ведь у тебя ж не аллергия?

– Конечно нет, – сказал Люк, начиная злиться.

– Mon cher. – Патрик протянул руку через стол и сжал плечо Люка так, будто тот был на волосок от смерти. Главный шеф-повар не хотел ничего исключать из своей палитры художника. – Я так рад за тебя. Тогда, значит, сон. Или его нехватка. – Он усмехнулся. – Она на самом деле такая милая?