Великое заклятие - Дэвид Геммел

— Может, и так, принц, но у меня на душе все равно погано.

— Тогда катись отсюда вместе со своей душой и не мешай мне получать удовольствие! — рявкнул Маликада.

Антикас откланялся и зашагал прочь. Он самый лучший из всех известных Маликаде бойцов, и это чувствуется в каждом его движении — но на поверку оказался слабым и мягкотелым. Принц, который всегда завидовал Антикасу, сейчас испытывал к нему только презрение.

Выбросив его из головы, Маликада вновь представил себе тот миг, когда Сканда подал сигнал к атаке. Хотел бы он тогда быть с ним рядом, хотел бы видеть своими глазами, как этот мерзавец постепенно осознает, что он обречен, что Маликада положил конец его мечтам об империи. Как это, должно быть, терзало его душу!

Раздражение снова кольнуло его. Когда Сканду унесли без чувств с поля битвы, Калижкан не позволил ему, Маликаде, присутствовать при жертвоприношении — а он так хотел видеть, как из груди короля вырвут еще живое сердце. Как замечательно было бы смотреть королю в глаза, наслаждаться его агонией, чувствовать его бессильную ненависть. Маликада трепетал от наслаждения при одной мысли об этом.

Но Калижкан очень скрытен. Он и старого императора принес в жертву без Маликады.

Тела уже сбрасывали в ров, поливали маслом и забрасывали хворостом. Вскоре оттуда повалил черный дым, и Маликада отвернулся. Теперь почти полдень — надо повидать Калижкана. Это сражение — только начало. Вдоль побережья еще остались дренайские гарнизоны, и вопрос с Белым Волком тоже не решен.

Нужно также поговорить и о его, принца, коронации. Император Маликада! Звучит совсем недурно. Он прикажет Калижкану устроить в небе над Юсой еще более грандиозное представление, чтобы чудеса на празднике Сканды померкли перед ним.

Он шел через вентрийский лагерь к утесам и красная пыль оседала на его блестящих сапогах. У входа в пещеру было темно, но внутри горел свет. Войдя, Маликада ощутил мимолетный страх. Калижкан в последнее время держится как-то отчужденно и относится к нему без прежнего уважения. Маликада мирился с таким поведением только потому, что нуждался в чародее.

Нуждался, но теперь уже больше не нуждается, понял внезапно принц.

«Мне никто не нужен теперь, — думал Маликада, — но его я сохраню. Его мастерство будет очень полезно, когда придет время вторгнуться в Дренан. Кроме того, есть еще Аксиана. Дождусь, когда она родит, — думал Маликада, — младенца велю удушить, а потом женюсь на ней сам. Пусть попробуют тогда оспорить мое право на корону!»

Его настроение исправилось, и он весело зашагал дальше.

Тело Сканды со вскрытой грудью лежало на каменном алтаре. Лицо короля закрыли полотном. Калижкан в голубых, запятнанных кровью одеждах сидел у маленького костра.

— Он кричал перед смертью? — спросил Маликада. Калижкан встал.

— Нет, не кричал. Он проклинал тебя.

— Жаль, что я этого не слышал. — В пещере скверно пахло, и Маликада приложил к носу надушенный платок. —Чем это пахнет?

— Моей скорлупой. Она отслужила свое и теперь гниет. А я не хочу тратить чары на то, чтобы продлевать ее жизнь.

— Скорлупой? О чем ты толкуешь?

— О теле Калижкана. Оно уже умирало, когда я вселился в него. Он затем и призвал меня, чтобы излечиться от рака, вместо этого я занял его тело. У него достало наглости полагать, что он может управлять Анхаратом, повелителем ночи.

— Ты несешь чепуху, колдун.

— Напротив, Маликада. Мои слова вполне осмысленны — смотря для кого, конечно. Я слышал, что ты говорил своему воину об измене и о дренаях, и ты совершенно прав: все зависит от точки зрения. Сканда считал, что ты его предал, но мы-то с тобой понимаем, что ты просто хранил верность своему делу — реставрации вентрийского трона. Ты, разумеется, предполагал сесть на него сам, но мне, с другой стороны, трон не нужен. Я, как и ты, верен своему делу — возвращению моего народа в мир, который некогда принадлежал нам и по праву, и как более сильным.

Маликада вдруг испугался и попятился бы прочь, однако ноги больше ему не повиновались. Он выронил платок, и его руки бессильно поникли. Парализованный, он попытался позвать на помощь, но не сумел издать ни звука.

— Не думаю, что ты стал бы моим сторонником в этом деле, — сказал тот, кто жил в Калижкане, — хотя ты, конечно, утверждал бы обратное, чтобы продлить свою жизнь на несколько мгновений, — Тело чародея стало мерцать, и Маликада увидел перед собой гниющий труп. Одна половина лица разложилась полностью, другая сделалась серо-зеленой и кишела червями. Маликада попытался закрыть глаза, но даже в этом ему было отказано. — Мой народ проиграл свою войну, но нас не истребили, а изгнали в серый, бездушный мир, который лежит бок о бок с вашим. Мир без красок, без вкуса, без надежды. Теперь, благодаря отчасти и тебе, Маликада, у нас снова появилась возможность жить. Ощущать на лице холодный, пьянящий ветер ночи и наслаждаться вкусом человеческого страха.

Мертвец протянул к Маликаде руку, и из пальцев его выросли когти.

— Да, ужасайся, Маликада. Твой ужас струится, как вино, и радует мой язык. — Когти медленно, мучительно медленно впились Маликаде в грудь. — А теперь ты поможешь мне завершить мою миссию. Королева сбежала из моего дома, и мне нужна твоя скорлупа, чтобы приказать твоим людям выследить ее.

Боль прожгла живот, грудь, хребет Маликады и наконец взорвалась в мозгу. Принц терпел страшные муки, и Калижкан содрогался от наслаждения при виде их.

Когти, погружаясь все глубже, сомкнулись вокруг сердца.

— Будь у меня больше времени, я продержал бы тебя так несколько часов, — сказал Анхарат. — Но времени нет. Поэтому умри, Маликада, умри в отчаянии. Твоему миру настал конец, и твой народ станет пищей для Ветрожителей.

Труп Калижкана дернулся и упал на пол. Демон, вошедший в тело Маликады, расправил свои новые плечи, а мертвого чародея охватило пламя.

Новый Маликада, идя к выходу, поднял руку к скальному потолку пещеры. Оттуда посыпалась пыль, камни заскрежетали. Маликада вышел на солнечный свет, и пещера позади него обвалилась, загородив вход.

Он спустился со скалы к своим людям, задержавшись только затем, чтобы вдохнуть чудесный, сладкий дым погребального костра.

В шатре он вызвал к себе Антикаса Кариоса и приказал ему:

— Отправляйся в город, разыщи королеву и охраняй ее до моего прибытия.

— Слушаюсь, мой принц — но от кого я должен ее охранять?

— Позаботься, чтобы она была на месте, когда я приеду.

— Я отправлюсь сейчас же, мой принц.

— Смотри же, Антикас, не подведи меня.

В темных глазах воина вспыхнул гнев.

— Разве я когда-нибудь подводил вас, кузен?

— Нет, никогда — но позаботься, чтобы этот раз не стал первым.