Спецназ в отставку не уходит - Александр Тамоников

Удивление Артура возросло.

— Завалить? Но… ты сам говорил, что здесь надо работать предельно осторожно и аккуратно?

— Я и сейчас готов повторить это, но как ты считаешь, Артур, мы можем допустить, чтобы наше общее дело было поставлено под угрозу?

Рустам внимательно посмотрел на помощника:

— Ты хорошо знаешь прапорщика Детруна?

— Не особо, можно сказать, не знаю. В курсе, что он под Грабовым и при деле, в доле.

— Вот именно, ты плохо знаешь этого Детруна.

— А ты его знаешь лучше?

— Этот прапорок воевал в Чечне. И большей частью против мирных жителей, воевал неплохо, награды, сука, имеет. Он ненавидит нас, Артур! Да, служит делу, но до поры до времени. Детрун в любой момент может сдать всех, участвующих в транзите. Представляешь, если он решится на это, когда прибудет главная партия? И потом, мы просто обязаны отомстить за земляков. Он должен сдохнуть, а значит, сдохнет. И завалим его мы с тобой! Граб говорил, ты знаешь, где он живет.

Артур утвердительно кивнул:

— На ближней окраине Осиновска, недалеко отсюда. У него собственный дом. Живет с семьей. Женой и дочерью. Но они вроде как уехали на время куда-то.

— Верно. Сейчас Детрун холостует. Что облегчает нам задачу. А задача такова – завалить прапора таким образом, чтобы его смерть выглядела результатом несчастного случая. Нам долгие ментовские разборки и следствие не нужны. Сделаем все просто. У прапора не проведен природный газ, и он пользуется привозным, баллонным. А сколько раз ты слышал по «ящику», что то в одном, то в другом месте эти баллоны взрываются?

Артур почесал затылок:

— Я, кажется, начинаю понимать тебя!

— Молодец! Эти баллоны рвут так, что целые здания обваливаются. А уж дом Детруна разнесет на куски, если, конечно, все сделать с умом. От самого же прапора останется черная головешка. Как думаешь, в случае взрыва и пожара менты начнут раздувать дело или спишут все, в том числе и смерть прапорка, на несчастный случай?

— Скорее всего, спишут на несчастный случай. Зачем им очередной «глухарь»?

— Не скорей всего, а точно спишут смерть Детруна на взрыв.

Артур кивнул, спросив:

— Когда пойдем на дело?

Рустам ответил:

— В полночь и пойдем! Самое время для дел темных. Да и дом успеет разгореться, пока местная пожарная команда сообразит, что надо делать. Люди ночью привыкли спать. Пожарники тоже!

— А не вызовет смерть подчиненного осложнений по службе у Грабова? Ведь армейцы, кроме ментов, наверняка пришлют сюда свою комиссию?

— Ну и что? Ты не знаешь, что представляют собой эти комиссии? Хорошая банька, пойло, бабы, подарки, и комиссия увезет отсюда такое заключение, какое напишет сам Грабов.

— Ты все продумал!

— Для этого я и прибыл сюда!

— Значит, в полночь?

— Да! Сейчас перекусим и спать!

Отпросившись у командира, прапорщик Детрун тут же, поставив «УАЗ» в парк боевых машин, на своей «семерке» поехал в Осиновск. Но не к дому, а к парикмахерской в центр поселка. Она, как обычно, в это время пустовала.

Прапорщик уселся в кресло перед зеркалом.

Из подсобки вышла полная женщина лет тридцати. Тонкое кольцо на безымянном пальце ее левой руки указывало на то, что женщина была разведенной. Увидев прапорщика, расплылась в улыбке:

— Ба! Какие люди, и без охраны! Давненько не заглядывал, Гришок! Или бабенку постройней нашел? А может, решил примерным мужем стать? Только со шлангой твоей это вряд ли получится. Как стричься будем, хахалек ты мой пропащий?

Прапорщик положил руку на ляжку парикмахерши, медленно поднял ее до полной, упругой ягодицы, задирая форменный халат женщины:

— Я, Ленок, не стричься пришел!

Парикмахерша, и не подумав убрать руку кавалера, спросила:

— Тогда для чего? Уж не трахнуться ли прямо здесь, в парикмахерской? В кресле! Вот только удобно ли будет?

— Нет, дорогуша! Трахаться в кресле не будем. А вот вечерком, как стемнеет, приходи. Дорогу еще не забыла?

— Как забыть? Помню! Все помню. И ласки твои тоже в семейной спальне. Только куда жену денешь, дорогой?

Прапорщик, хлопнув парикмахершу по выпуклому широкому заду, поднялся:

— Уехала жена с дочерью. К родителям своим! Так что оторвемся по полной! И сегодня, и завтра, и… короче, буду ждать! Придешь?

— Ну о чем ты спрашиваешь? Конечно.

— Шампанского взять, винища какого, водки? Или самогонкой обойдемся? У меня первачок почище и полегче спирта!

Лена, как назвал прапорщик парикмахершу, расстегнув пуговицы рубашки, провела пухлой рукой по волосам груди Детруна:

— Самогоночкой обойдемся, Гриша. И без резинок!

— Да? А трепака не поймаю? Люди поговаривают, ты как-то с одним черным из приезжих недавно в баньке кувыркалась.

Парикмахерша надула и без того толстые, ярко накрашенные губы:

— Фу, какая гадость! Я и с черным? Врут все! Потому как – завидуют. Им с муженьками, у которых от пьянки встает раз в неделю, жить приходится, а я птица вольная, ко мне мужики стоящие клеятся. Но не подумай ничего, Гриша. Отшиваю! Ты лучше всех. После тебя никакого члена не захочешь. Умеешь продрать так, что потом враскоряк ходишь. Насчет этого тебе в поселке равного нету! Иначе стала бы я ждать, когда позовешь? Вот еще развелся бы со своей шпалой, эх зажили бы!

— Ну ты это! Говори, говори, да не заговаривайся! Семья – святое.

— А я так себе?

— Хорош базарить! Короче, потемну жду!

Прапорщик вышел из парикмахерской. Увидел двух пожилых женщин. Те захихикали, заметив Детруна. Прапор сплюнул.

«Тьфу, бля, теперь разговор, что был у Ленки, по всему поселку пойдет! А впрочем, и хрен с ним. Жена, Зойка, и так знает, что я не дурак подвернувшуюся телку трахнуть. И про отношения с парикмахершей знает. Да толку-то? Что она может сделать? Ничего! Кроме как навсегда свалить с дочерью к предкам. И пусть валит, потеря небольшая».

Сзади его окликнул хриплый голос.

Прапорщик обернулся, увидел пропитую физиономию соседа Федьки.

— Ленка, что ль, от ворот поворот дала?

— Тебе какое дело?

— Как какое, Георгич? Ты мне сосед, аль как? Ты мне как брат, я за тебя… только скажи! Вот и беспокоюсь. Бабы – суки. Такую подлянку подкинуть могут… Мне же, Гриша, бабы эти тапереча и на хер не нужны. Как и я им.

— Что? Нестояк?

Сосед утвердительно кивнул.

— И давно?

— Да уж неделю! Да, ровно неделю. Пошли со своей в баню, ну она по привычке в позу. Любила, стерва, на полках, да с жарком. А чтобы все ништяк прошло, стакан мне перед этим делом выделяла. Ну, я лобастый заглотил и к женушке. За задницу схватился, хотел всадить, а… перец-то на полшестого. Сначала не понял. Дрюканул. Без толку. Жена тоже не поймет. Давай подымать! Уж чего она только не делала. Хрен в грызло. Не встал агрегат. Ну, она мне устроила! Допился, мол. Тапереча ни грамма, пока не восстановлюсь. Ага! Дурака нашла. Я-то сразу въехал: раз упал, то кранты, уже не поднять, это она еще на что-то надеялась. Теперь не надеется. Мне Колюха с пожарки сказал, мол, видел, как моя с их начальником в кустах раком. А мне плевать. Уйдет, наверное! Че ей с импотентом, да еще алкашом маяться?