Черная пантера - Барбара Картленд

Мне показалось, что я ослышалась. Потом откуда-то издали раздался мой собственный голос:

— Почему?

Он повернулся ко мне.

— Лин, — проговорил он, — я понимаю, наш разговор — неподходящая прелюдия к предложению руки и сердца. Я пригласил вас сюда, так как считал, что именно здесь, в моем доме, вы должны принять решение быть или нет моей женой. Многое из того, что касается моей жизни, я не могу, а скорее, не хочу объяснять вам. Я прошу вас принять меня таким, какой я есть, не требовать ответов на большинство вопросов, дать мне время самому разобраться со своими проблемами. Никто и ничто не в состоянии помочь мне, и тем более их немедленное обсуждение. Я старше вас, Лин, но во многом, мне кажется, наши взгляды совпадают.

И опять я услышала незнакомый голос:

— Вы так и не ответили на мой вопрос. Я спросила, почему вы решили жениться на мне?

Воцарилась тишина. Я знала, что Филипп пытается сквозь окутывавший нас сумрак увидеть мое лицо, заглянуть мне в глаза. Я отвернулась. Я смотрела на деревья, склонявшие свои ветви к серебряной глади озера, на темное небо, на котором зажигались первые звезды.

Наконец он заговорил.

— Я хочу, чтобы у меня была жена, — просто ответил он, — чтобы у меня была семья и дети.

Его ответ не вызвал у меня никаких эмоций — ни радости, ни разочарования. В глубине души я предполагала, что он будет честен, что он не обманет меня, сказав, будто любит. Внезапно моя рука, которой я опиралась на перила террасы, почувствовала шедший от камня холод.

— Я постараюсь сделать вашу жизнь счастливой, — промолвила я. Он приблизился и взял меня за руки.

— Спасибо, Лин, — проговорил он.

В его голосе слышалась благодарность, которая разрушила окружавшую меня стену беспристрастности и заставила задрожать от накатившего волной счастья.

Казалось, все уже сказано. Повинуясь единому порыву, мы повернулись и направились к дому. Выпив холодного сока, я надела свой плащ, и мы пошли к двери. Филипп сказал, что поведет машину сам, и мы устроились на переднем сиденье, а шофер сел сзади. В Лондон мы поехали по другой дороге. Перед выездом на шоссе, где дорога делала крутой поворот, мы бросили прощальный взгляд на дом.

От красоты открывшейся картины, сочетавшей в себе все оттенки зеленого и серебристого, от совершенства пропорций окружавших дом террас, захватывало дух.

— Теперь это и твой дом, Лин, — с нежностью проговорил он.

Я только улыбнулась в ответ — никакие слова не смогли бы передать того, что я чувствовала. Всю дорогу мы ехали молча, только изредка перебрасываясь ничего не значащими замечаниями. Когда мы остановились возле моего дома, Филипп сказал:

— Я позвоню тебе завтра утром, и ты скажешь, когда мне прийти, чтобы поговорить с твоей сестрой.

Он проводил меня до двери и подождал, пока я найду ключ. Шофер стоял на тротуаре рядом с машиной. Я протянула Филиппу руку.

— Спокойной ночи, Лин, — сказал он. — Хороших тебе снов.

— Спокойной ночи, Филипп, — ответила я и, открыв дверь, вошла в дом.

Я стала подниматься по лестнице, так как Анжела требовала, чтобы в то время, когда спит, никто не пользовался лифтом. Когда я добралась до второго этажа, я, к своему удивлению, услышала в гостиной голоса. Взглянув на часы, я увидела, что еще нет двенадцати. Повесив плащ на стул, я открыла дверь.

Возле камина собралось человек шесть: Анжела, которая в синем атласном платье выглядела просто великолепно; рядом с ней — Дуглас Ормонд, державший в руках стакан с виски; несколько совершенно незнакомых мне мужчин и женщин; и Генри в своем повседневном костюме — по всей видимости, он недавно вернулся из парламента — и с сигарой во рту.

— Привет, дорогая, — обратилась ко мне Анжела. — Ты хорошо повеселилась? Лин ездила в Лонгмор-Парк — что-то в последнее время Филипп Чедлей стал уделять ей слишком много внимания.

— Ну-ну, во всем этом есть более глубокий смысл, чем может показаться на первый взгляд, напыщенно заявил Генри. — У нас рассказывают, что премьер-министр послал за Чедлеем и сказал ему: «Филипп, я хочу, чтобы вы сменили нынешнего вице-короля Индии, но вам придется подыскать себе жену». Предполагают, что Чедлей ответил: «На свете нет женщины, на которой мне хотелось бы жениться.»И тогда премьер сказал: «И все же подыщите кого-нибудь, мой дорогой Филипп, обязательно подыщите. Мне известно, что незамужних женщин так же много, как безработных мужчин».

Раздался взрыв хохота. Не знаю, что на меня что-то накатило, но внезапно меня охватило бешенство. Я их всех возненавидела — Анжелу, улыбающуюся Дугласу Ормонду; Дугласа, который пил виски Генри; самого Генри с его грубыми манерами и огромной сигарой, светящегося от счастья, что ему удалось своим рассказом произвести впечатление; и всех остальных — с пустыми лицами, разодетых, откормленных, страстно желающих услышать какую-нибудь гадость про других.

Я повернулась к двери.

— Филиппу Чедлею не придется долго искать, — ледяным тоном проговорила я. — Сегодня вечером я согласилась стать его женой.

Краем глаза я заметила, что все замерли от изумления. Я вышла из комнаты и побежала в свою спальню, охваченная единственным желанием — остаться одной.

К утру мой гнев успел улетучиться, и я с некоторым беспокойством и тревогой размышляла о том, что мне сегодня предстоит. Вчера, вскоре после того как я заперлась у себя в спальне, ко мне постучалась Анжела. Некоторое время я не отвечала. Потом проговорила:

— Я устала, Анжела. Мне не хочется ни о чем говорить.

— Впусти меня на минутку, — попросила она. Я чувствовала, что в настоящий момент не вынесу ее присутствия, что я не в силах давать какие-либо объяснения или отвечать на вопросы, которые, без сомнения, она обрушила бы на меня.

— Пожалуйста, Анжела, — взмолилась я, — давай отложим все до утра.

Я догадалась, что мое упорство одновременно и раздосадовало, и разочаровало ее.

— Хорошо! — наконец ответила она.

Я представила, как она, пожав своими белоснежными плечами, развернулась и направилась к лестнице.

Мне трудно объяснить, что привело меня в такое бешенство. Возможно, это была реакция после проведенного с Филиппом вечера, потребовавшего от меня мобилизации всех моих сил. Я успокоилась не скоро. Я долго лежала в постели, сожалея о том, что мы с Филиппом не имеем возможности куда-нибудь сбежать. Мне хотелось, чтобы мы побыстрее обвенчались в крохотной деревенской церквушке, и потом, оказавшись где-нибудь на краю света, вне досягаемости всех знакомых, стали бы мужем и женой. Как это было бы здорово! Но я знала, что это невозможно. Нельзя сбрасывать со счетов желание родителей присутствовать на свадьбе своей дочери, да и общественное положение Филиппа накладывало на нас определенные обязательства.