Невероятная частная жизнь Максвелла Сима - Джонатан Коу

Почему трава зеленая? Ну кто задает такие вопросы? Она просто зеленая, и все. Это общеизвестный факт. Такие явления люди воспринимают как нечто само собой разумеющееся. А ему кто-нибудь объяснял, почему трава зеленая? Может, в школе? Интересно, на каком уроке — биологии или географии? Но это было сто лет назад. Крис, разумеется, знает ответ, а то как же. Он ведь учился в крутой школе, и он наверняка скажет, что это связано… с хромо-чем-то? «Хромо» — вроде бы «цвет» на греческом? Или на латыни? Хромосомы — может, они тут задействованы? Или нет, солнечный свет. Кажется, он что-то делает с растениями, и называется это «фото… фото… фотосинтез». Значит, поэтому растения зеленеют?..

Макс незаметно глянул на Люси. Она смотрела на него терпеливо, доверчиво. И казалась такой маленькой, даже младше своих семи лет.

Деваться некуда. Молчание — худший ответ из всех возможных. Он должен сказать ей хоть что-нибудь.

— Ну, — медленно произнес он, — сейчас мы разгадаем эту тайну. Слушай: каждую ночь феи выходят из своих домиков, а в руках у них тоненькие кисточки и горшочки с зеленой краской…

Господи, как же он себя иногда ненавидел.

Покончив с приготовлением обеда, Каролина с Мирандой расслаблялись за кухонным столом; бутылка красного вина была уже наполовину пуста.

— Видишь ли, — говорила Каролина, — беда Макса в том…

Но тут она уперлась в проблему. А в чем, собственно, беда Макса? И даже если бы она знала в чем, стоит ли откровенничать с Мирандой, женой лучшего друга ее мужа, которую она вдобавок едва знала? (Хотя здесь, на отдыхе, узнавала все лучше и лучше, проникаясь к ней симпатией.) Не будет ли это своего рода предательством?

Каролина вздохнула, отказываясь — в который раз — досконально разобраться в бедах мужа.

— Бог с ним… Просто он не выглядит очень счастливым. Что-то в его жизни… и в нем самом… ему не нравится.

— Он все время молчит, — раздумчиво сказала Миранда. — Но по-моему, он всегда был таким.

— Да, всегда, — подхватила Каролина. — Но в последнее время молчание только усиливается. Порою я из него слова не могу вытащить. Впрочем, на работе он не закрывает рта с утра до вечера. — Она решила зайти с другого конца: — Не пойму, что общего у них с Крисом. Они такие разные люди и, однако, столько лет дружат.

— Старая дружба — великая вещь, разве нет? Общее прошлое и все такое. — Миранда догадывалась, что Каролину что-то гнетет; какие-то темные предчувствия. — Ни один брак не обходится без трудностей. А Люси так привязана к отцу.

— Думаешь? — Каролина покачала головой. — Не так уж и привязана. Им хотелось бы привязаться друг к другу покрепче. Но они не знают как. Он не знает. — Взявшись за бокал, но обнаружив, что тот пуст, Каролина продолжила: — Чего Люси действительно не хватает, так это брата или сестры. Твой Джо, наверное, чувствует себя на седьмом небе, ведь он может играть и со старшей сестрой, и с младшей. Так приятно смотреть на них, когда они вместе. Настоящая семья…

— Но ведь еще не поздно?

Каролина усмехнулась:

— Я еще не слишком старая, если ты об этом. Но поздно бывает по разным причинам. — Она потянулась к бутылке, наполнила бокалы и выпила сразу чуть ли не половину. — А, ладно. «Если бы…», «надо было…» и «как жаль…» — самые жалящие слова в нашем языке.

Как далеко завел бы их этот разговор и на какие опасные признания отважилась бы Каролина, теперь никто не узнает. Дверь во двор распахнулась, и до них донеслись взволнованные, испуганные голоса. На кухню ворвался Крис, он тяжело дышал:

— Скорей. Где аптечка?

Миранда вскочила:

— Что случилось? Кто-то поранился?

— Джо, главным образом. У Люси дела получше. Питьевая сода — вот что нам нужно. У нас есть питьевая сода?

— Да что случилось?!

Не дожидаясь ответа Криса, Каролина выбежала на лужайку, — там творилось нечто странное. Джо неподвижно лежал на траве, и поначалу Каролине показалось, что он без сознания. Рядом с ним на коленях стоял Макс, нежно поглаживая мальчика по лбу. Люси метнулась к матери, вцепилась в нее, и Каролине сразу бросились в глаза уродливые багровые пятна на голых руках дочери.

— Милая, откуда это? Что произошло?

— Мы играли в крапивную игру, — всхлипывая, начала объяснять Люси. — Ну, качались на тарзанке над той ямой. Вернулись из замка и пошли играть, и папа раскачал Джо. Очень сильно раскачал, и Джо упал прямо на дно ямы. Я спустилась туда и помогла ему выбраться.

— Ты молодец.

— Мне больно, очень больно.

— Еще бы. Не плачь. Сейчас придут Крис с Мирандой, они ищут какое-нибудь средство, чтобы вас помазать.

— Думаешь, Джо это поможет? Он ведь был в шортах. Ноги у него…

Каролина обернулась к Джо, распростертому на траве, и своему мужу, не отходившему от мальчика. Через несколько секунд к нему подбегут мать с отцом, примутся за ним ухаживать, лечить, утешать. Однако не их смятение и лихорадочная активность запомнятся Каролине. В память на долгие годы врежется тот единственный момент покоя, представший ее взору, когда она обернулась: живая картина (как она это называла про себя) — распростертое тело Джо, такое неподвижное, затихшее, что можно было подумать, будто мальчик умер, а рядом на коленях ее муж, плачущий, если Каролина не ошибалась, пригвожденный к месту болью и страхом, но не за собственную дочь, а за чужого ребенка. Но не слезы Макса поразили ее. Она столько лет пристально изучала своего мужа, удивлялась, мучилась загадкой его вечной несчастности, его неприспособленности к жизни, неумения ладить с людьми, и в то мгновение она увидела его — или это ей лишь померещилось — таким, каким он был на самом деле, и все встало на свои места: она увидела человека, поддавшегося чувству, естественному чувству, вспыхнувшему спонтанно и обладавшему такой целительной силой, что у Макса внутри будто разжались пружины, будто его выпустили на волю. Каролина увидела человека, оплакивающего смерть сына, о котором он всегда мечтал.

В 11.30 утра в понедельник, 2 марта 2009 года, я находился в Рединге, в офисе Алана Геста. Присутствовали все десять постоянных сотрудников «Зубных щеток Геста», включая Тревора, Линдси, Дэвида Вебстера и главного бухгалтера Тони Харрис-Джонса. Погода была умеренно пасмурной, ливень нам не грозил. Из окна я видел четыре черные «тойоты приус», стоявшие во внутреннем дворике ровно, как по линейке; рядом на бетонном столбике сидел фотограф со скучающим видом и болтал с коллегой, местным журналистом; тот стоял, прислонившись к ближайшей «тойоте», и курил. Офис «Зубных щеток Геста» находился в промзоне юго-восточного предместья. За двориком простирались рядами складские помещения и низкие, словно прижавшиеся к земле, офисные здания — на эту окраину стекались фирмы, специализирующиеся на оборудовании для ванных комнат, компьютерных запчастях и одежде для спорта и отдыха. В промзоне была своя транспортная сеть: узенькие дороги с мини-развязками, но я не заметил ни одной движущейся машины. Здесь было так тихо, что становилось немного не по себе.