В альковах королей - Жюльетта Бенцони

– Как получится, дорогая, как получится, – рассеянно ответил герцог и выглянул в окно. – Попону с Рамзая сними, я уже иду! – крикнул он конюху и опять повернулся к жене: – Прощайте. Может, напишу с дороги.

Герцог коротко кивнул, и спустя мгновение его шпоры уже звенели на каменных ступенях лестницы. Мария-Франс вперевалку подошла к столику, на котором лежала начатая вышивка, и тяжело опустилась в кресла. Скоро должны были привести детей. Отец простился с ними еще утром. Кажется, он не слишком любил их, но и излишне суровым не был… Женщина вздохнула и сказала вслух:

– Столько лет я уже замужем, а никак в толк взять не могу: отчего это позором считается, если девица так девицей и помрет? И без мужа скучно, и с ним не веселее.

А Карл-Иосиф написал как-то в дневнике:

«Зря я грешил на судьбу и ругал мою толстую и глупую супругу. Она столь добра и чувствительна, что беседы с ней иногда бывают забавны, а мое отсутствие она, кажется, и вовсе не замечает. Так что напрасно я полагал семейную жизнь обременительной. Можно устроиться и так, как я: чтобы жена не мешала, а наследники все-таки появлялись».

В общем, самая обычная история двух людей, которые вовсе не были привязаны друг к другу, но жили вместе, потому что так положено и потому что у них были дети. Карл-Иосиф всегда искал и находил удовольствия на стороне, и его многочисленные любовницы и любовники великодушно прощали ему все измены и странности. Конечно, их удивляло, что герцог никогда не ложился в постель, основательно ее не перетряхнув, но мало ли у кого какие причуды! И никто не догадывался, что всему виной были мощи святого Галла, святого Иоанна и святого Иосифа…

Долгими бессонными ночами, ворочаясь на широком королевском ложе, Гуго Капет размышлял о будущем новой династии. Разве он, герцог Нестрийский и парижский граф, первый из Капетов, получивший корону из рук французской знати, мог допустить, чтобы какой-нибудь всеми забытый отпрыск Каролингов вдруг предъявил права на престол?

«Этому не бывать!» – решил монарх и со всей возможной поспешностью возложил корону на голову своего сына Роберта.

Если бы Гуго мог выбирать, он, наверное, предпочел бы другого сына тому, которым его наградило Небо. Но, кроме Роберта, у Гуго были только дочери от брака с Аделаидой Аквитанской – если, разумеется, не считать незаконнорожденного Ганзлена, который вскоре должен был стать епископом Буржа.

Не то чтобы король не любил своего единственного наследника или же юноша был хилым и уродливым дурачком. Как раз наоборот – и силой, и статью Роберт очень походил на своего родителя. Он был создан для рыцарской славы, двумя пальцами сгибал железный прут, словно ивовую ветку, кожаные доспехи с железными бляшками для защиты от ударов копья и меча сыну, как и отцу, шли больше, чем роскошные одежды, украшенные золотым шитьем и драгоценностями. Короче говоря, можно было надеяться на то, что Роберт станет родоначальником могущественной династии королей.

Но, увы! королевская мантия привлекала пятнадцатилетнего наследника куда меньше, чем черная монашеская ряса. Он был набожен и скромен, обладал мягким характером и терпимостью, не свойственной коронованным особам. Напрочь лишенный монаршей гордыни, юноша не выносил, когда перед ним становились на колени, дабы в знак уважения прикоснуться губами к краю его плаща или к расшитому узорами льняному чулку. В таких случаях Роберт или пытался поднять подданного, или, что бывало гораздо чаще, краснел, терялся и начинал бормотать что-то несуразное. Поведение сына приводило в отчаяние его венценосного отца, а глупые рассуждения юноши о том, что король такой же человек, как все остальные, и только перед Господом Богом надлежит преклонять колени, выводили Гуго из себя.

Тщетно Его Королевское Величество сурово отчитывал сына, убеждая, что государь есть помазанник божий и потому должен вести себя с подобающим монарху достоинством и принимать почести, приличествующие его высокому положению. В противном случае, добавлял король, народ перестанет уважать своего повелителя.

Однако отцовские увещевания не помогали. Роберт не стремился ни к власти, ни к воинской славе и не желал участвовать в рыцарских турнирах, дабы проявить свою силу и храбрость. Его удручали мелкие заботы, утомляли нудные государственные дела. Он чувствовал себя чужим в обществе дам и кавалеров и ненавидел тайные козни и интриги. Ему претили те изысканные развлечения, кои так тешили придворных, уединявшихся вечерами в роскошно отделанных комнатах замка. Зато юный наследник с большим увлечением изучал философию и теологию и сочинял недурные религиозные гимны. Ведь служение Господу как раз и было искренним и единственным его желанием. Прозвища Набожный и Благочестивый, данные ему в то время, так и остались с Робертом до конца его дней.

Он ни с кем не сближался, никем не интересовался и был бы совершенно одинок, если бы не его давний друг Гуго, граф Шалонский.

Мальчики дружили с детства. Они вместе воспитывались и вместе учились в Реймсе у великого Жербера. Этот пастух, ставший священником, обладал столь глубокими знаниями, что нередко ставил в тупик людей весьма образованных; чернь же считала Жербера слугой дьявола. Однако эти досужие вымыслы и откровенное недоброжелательство не помешали бывшему пастуху стать впоследствии Папой.[4]

Роберт и Гуго всегда слушали своего наставника с подлинным благоговением. Они переняли у него любовь к поэзии и церковным обрядам. Однако устремления графа Шалонского оказались не столь возвышенными, как у Роберта. Гуго вовсе не разделял горячего желания своего друга стать монахом. По мнению Гуго, предназначение Роберта было в том, чтобы править страной и плодить наследников…

Мнение юного графа полностью совпадало с мнением короля. По ночам, все больше страдая от бессонницы, государь задавался вопросом: что станется со страной, когда его набожному сыну придется повелевать весьма буйными и непокорными вассалами? Сможет ли он противостоять постоянной угрозе заговоров и мятежей?

Спор великих наций о первенстве в мире все еще продолжался, поэтому укрепление военной мощи Франции было первейшей заботой государя. К тому же страну раздирали внутренние распри и междуусобные войны. Гуго Капет не надеялся, что постоянно враждующие друг с другом феодалы объединятся перед угрозой внезапного нападения. Значит, именно королю следовало железной рукой навести порядок в стране и укрепить ее границы.

А этот юный святоша, этот мальчишка, волею судеб вознесшийся над всеми своими сверстниками и почти уже достигший высшей власти, только и делает, что молится и постится! Да что он знает о войнах, битвах и победах?! Что ему до Франции или Англии, что ему до того безумия, которое охватило мир?! Роберт об этом даже не задумывался. Он хотел одного: уйти от жизни, спрятаться за стенами монастыря.