Сезон удачи - Анатолий Галкин

Меня поставили в десяти шагах от них, а сами все за моей спиной. Только оператор вокруг бегает… Взяли меня на мушку и только после этого подошел Аслан и сунул мне в руки автомат: «Сам знаешь, что делать надо».

Я знал… Я развернуться и по боевикам стрелять не мог. Не успел бы… Да я и не знал, есть ли в автомате патроны.

Стрелял я хорошо. Решил все пули мимо цели послать. Рядом, но мимо… Между голов целился. Две короткие очереди нормально пустил. Только плечо одному задел. А потом не удержал автомат. Занесло его вверх и вправо… Прямо в лоб попал… Это был офицер. Летчик.

Оператор к стене поближе подбежал. Упавшего снял. Потом меня крупным планом…

Больше я стрелять не мог. Выручил меня белобрысый. Подошел, взял автомат и выпустил по стоявшим у стены две короткие очереди.

Потом он передал кому-то автомат и обнял меня: «Учись, Серега. Вот так надо стрелять. Николай Карасев еще ни разу мимо цели не бил… Пойдем ко мне. Разговор есть».

Увел он меня в жилой дом, уде у него была своя комната.

Несколько часов он мне простые вещи втолковывал. Что, мол, Аслан нас отпускает. Завтра мы сделаем вид, что убежали. Чеченцы нас ловить не будут. Через два дня будем у своих.

Главное – он меня учил, что говорить у своих. Вернее, о чем молчать.

Сложностей здесь не было. Мне и самому хотелось забыть, что я кого-то палками бил. А уж сегодняшний день и лицо того летчика – тем более.

Сочинять почти ничего не надо было. Только одно, как Карасев меня из ямы вытащил и нес на себе два километра. Бежал под пулями, но не бросил товарища.

Так я потом всем и рассказывал. И в Моздоке, и в Ростове, и в Москве. По телевидению нас показывали, в газетах писали. О Карасеве, конечно, больше говорили – журналист он, свой человек. А я был тот, которого он геройски из плена спас.

Вскоре завершилась первая чеченская война и в Москве появился Аслан. Я его всего один раз видел. Он мне сказал: «Понадобишься – найдем. Пока живи тихо и где-нибудь не в России».

Потом они меня засунули в эту ялтинскую квартиру и вот живу уже несколько лет. Так я Аслану и не понадобился… Но зачем он меня убрать решил?»

Только на последней фразе Зверев поднял глаза и с надеждой посмотрел на Олега и Настю. Они знали ответ, но разговаривать после всего услышанного не хотелось.

Настя молча забрала диктофон и вышла. Олег понимал, что надо бы что-то сказать, поблагодарить Зверева за откровенность, приободрить его. Но постояв минуту, он махнул рукой и повернулся к двери.

Другов заехал за ними через день. Готовился отвезти в Гурзуф троих, но готовы были только двое – Олег и Настя. Зверев же договорился со стариками и решил остаться у них. Как он сказал – «до следующей весны».

Спустившись с плато в долину они чуть притормозили в тени ореховой рощи. Другову не терпелось сообщить последние новости:

– Ваш турист, что с обрыва свалился, и есть тот самый убийца. Он к Звереву приходил. Он и прапорщика моего… Менты пальчики с трупа сняли, проверили и сразу в Одессу звонить. Вчера утром оттуда майор прилетел, а вечером я ему устроил все тридцать три удовольствия – рыбалка на яхте, костер на берегу моря, русалки и прочее… К полуночи майор раскололся – зовут этого убийцу Аркадий Вальтович, а кличка его Валет. За ним огромный хвост по Одессе.

– А как он в Москве оказался? Его оттуда должны были послать за Зверевым.

– Тут целая история… Пару месяцев назад в Одессе появился жулик с запоминающимся именем Иннокентий. Он организовал фирму и начал собирать с почтенных граждан денежки, обещая им красивую жизнь. В конце концов обнаглел и кинул даже тамошнего авторитета по кличке Граф. Кинул и сбежал. А Валета за ним послали. Тот вроде бы нашел этого Иннокентия в Москве. Звонил оттуда, но потом сам пропал… Теперь вот здесь случайно с обрыва упал. Случайно, Олег?

– Совершенно случайно. Хромал он. Наступил на больную ножку и оступился. Сам виноват – не ходи по краю пропасти.

– А менты мне сказали, что около этого Валета кочерга валялась.

– Так это, Другов, его оружие. Страшный был человек Валет-хромой, в одной руке пистолет, а в другой кочерга… Ладно. Шутки в сторону. Ты, Другов, узнай мне у одесского мента о том Графе и об Иннокентии. Похоже, что я встречал его в Москве.

– Это не сложно. Майор просил сегодня вечером повторить банкет. Я не собирался, но если так надо для дела…

До самолета оставалось всего два часа, но Другов не успевал их проводить. В Ялту нагрянула комиссия из Киева и проверяющие потребовали его «на ковер».

– Одних вас отправлю, ребята. Лучшего водителя вам дам.

Другов схватил трубку прямого телефона и вызвал дежурного офицера.

– Совенко? Ты сегодня на посту? Найди мне быстренько сержанта Стаценко. Надо наших гостей до аэропорта домчать.

– Нет Стаценко на заставе.

– Тогда Зуева найди.

– И Зуева нет. Отпустил я их… Вы же им по три наряда влепили. Они на кухне все отработали. Устали. Да и жарко там. Попросились на пляж. К островам сплавать, охолонуть маленько…

* * *

Уже пятый день они отдыхали в пансионате «Сосны»… Вначале Варвара боялась, что Екатерина Павленко не согласится уехать из Москвы. Ее могли держать в городе маленькие радости, которые давало положение жены кандидата в депутаты, или люди Баскина… Странная фраза на той кассете – какой-то Инок «заарканил» жену Павленко. А могло быть такое, что сама Екатерина не знала, в какую ситуацию она попала, не чувствовала себя на аркане?

По тому, как быстро Павленко согласилась ехать в «Сосны», Варя поняла – все она знает и старается убежать, скрыться…

Пансионат строился когда-то для высшего руководства одного из министерств. За высоким забором лес, а в глубине его, на берегу реки сравнительно небольшой двухэтажный дом. Бар, биллиард, сауна с бассейном и полтора десятка номеров – ковры, люстра и казенная мебель с номерами на боковых стенках.

Обслуги было значительно больше, чем отдыхающих, но это не делало путевки дорогими. Почти весь персонал числился в штате министерства, мебель шла из кабинетов руководства, продукты закупались из фонда безвозмездной помощи…

Варвара понимала, что в какой-то момент придется задавать Екатерине Павленко прямые вопросы. Но начинать с этого не хотелось. Разговор «в лоб» испортил бы все дело. Она могла замкнуться, а то и обидеться и уехать в Москву.

Они говорили о своем, о женском – о косметике, тряпках, о вечно несовершенных мужчинах, о несбывшихся мечтах.

Особенно странно было слышать жалобы на тяжкую долю от Екатерины. Есть богатство, но «не в деньгах счастье». Муж не алкоголик, но «слишком часто к рюмке прикладывается». Любящий супруг, но «бабник, ни одной юбки не пропустит». Становится известным политиком, но «теперь его дома почти никогда нет». Одним словом – нет в мире совершенства!