Потерянные души - Поппи З. Брайт

У Энн со Стивом всегда были бурные отношения, термоядерные. В выпускном классе Стив гулял направо и налево, у него была куча девчонок, но ни с одной у него не было ничего более или менее серьезного. У него не было никаких особых предпочтений – он имел все, что движется. Активное неприятие вызывали в нем только восторженные идиотки с имиджем «деревенской простушки»: откровенно крашенные блондинки с воздушными локонами, с лихорадочно-яркими румянами на щеках и тенями неестественных цветов, которые просто не существуют в природе. Среди его случайных подруг были хиппушки, с которыми он напивался в дым и курил траву, благополучные выпускницы привилегированных частных школ, которых привлекали его грубое дикарство и взрывной нрав, и слегка опасные, умные интеллектуалки, которые были в состоянии оценить его пристрастия в чтении.

Но Энн была первой, на кого он запал по-настоящему. Она любила его так же неистово и самозабвенно, как и своего странного папочку, а Стив хотел ее так, как никогда никого не хотел. Никого и ничего – разве что научиться играть на гитаре. Но то, что сперва притянуло их друг к другу, в конечном итоге и стало причиной того, что они расстались. Они оба разыгрывали из себя крутых циников, независимых одиночек, которым никто не нужен, и, чтобы не выбиваться из образа, не позволяли себе проявлять нежность друг к другу – самую обыкновенную нежность, в которой и он, и она так отчаянно нуждались. Стив всегда был таким, но Дух знал, что скрывается за его вечным якобы непробиваемым цинизмом; они всегда были предельно честны друг с другом, и Стиву незачем было выпендриваться перед Духом. Но Энн в эти игры играть не хотела.

Дух отпил кофе. Он был холодным и слишком сладким даже для него. Но он все равно отпил еще, чтобы хоть чем-то себя занять. Он тянул время, потому что ему не хотелось задавать вслух вопрос, который вертелся на языке. Но он уже знал, что все равно задаст этот вопрос, который мучил его с того вечера, когда Стив вернулся домой весь расхристанный, нервный, с совершенно безумными глазами и отметиной от зубов на руке.

– То, что Стив с тобой сделал… это так мерзко. Ты могла заявить на него в полицию – или хотя бы сказать отцу. Что тебя остановило?

Энн рассмеялась, но это был невеселый смех.

– Ага. Заявить в полицию. «Офицер, мой бой-френд… с которым мы спали четыре года… он меня изнасиловал». – Она понизила голос и заговорила с этаким деревенским акцентом, растягивая гласные: – «Конечно, девушка, мы все понимаем. Сначала вы с ним порезвились, а потом он вам надоел. Давайте мы так с вами договоримся: вы придете в участок и покажете нам, что конкретно он с вами сделал». Они вряд ли бы проявили сочувствие. Скорее всего даже наоборот. А насчет Саймона… ну… – Она сощурилась в горьком дыму сигареты. – Саймон бы его убил.

Дух ей поверил. Но она еще не сказала ему самого главного.

– Зачем ты все это затеяла, Энн? Ты же любила Стива. Может быть, до сих пор еще любишь. Зачем тебе вдруг понадобился еще кто-то?

Энн внимательно посмотрела на Духа, и в глубине ее глаз вспыхнули странные огоньки. Дух даже всерьез испугался, что она сейчас выльет свой кофе ему на голову. Но потом она перевела взгляд на сигарету у себя в руке, Пару секунд просто тупо смотрела, как будто соображая, что это такое, потом поднесла сигарету ко рту, глубоко затянулась, закашлялась и все же ответила на вопрос. Вот только голос звучал как-то хрипло:

– Потому что мне страшно одной, по ночам. Мне нужно за что-то держаться, чтобы пережить ночь. Мне все равно, за что. Лишь бы держаться. – Она опять глубоко затянулась, – Ночь – это самое страшное время. Для меня, да. Она тянется бесконечно. Она знает все мои тайны. И когда мы со Стивом лежали в постели и у меня было такое чувство, что меня сейчас разнесет на куски, а он не сможет меня удержать, потому что мы с ним ругаемся по какому-то совершенно идиотскому поводу… в общем, мне захотелось найти кого-то, кто поможет мне пережить ночь. Потому что со Стивом я все равно себя чувствовала неуверенно.

Дух не знал, что на это ответить. Он, безусловно, сочувствовал Энн. Он всегда относился к ней очень тепло, но Стив был его другом, и Дух в любом случае был на его стороне. Они еще посидели и поговорили об общих друзьях, с которыми Энн тоже не виделась больше месяца – боялась случайно налететь на Стива. За этот месяц она вообще мало куда выходила. Общалась почти исключительно с Элиотом, а он был настоящим отшельником. У него не было близких друзей, а друзья Энн его совершенно не интересовали. В общем, в плане общения Энн одичала.

Дух пересказал ей все новости. Кот Ар-Джея неожиданно оказался кошкой, и у него – то есть уже у нее – родилось семь котят: шесть абсолютно черных и один такой… зеленоватый. Терри – владелец единственного в городке музыкального магазина – ездил в отпуск и оставлял вместо себя помощника заведующего. Парень совершенно запарился и вписал не ту цифру в бланке заказа, и они получили громадную партию альбомов Рэя Стивенса. Когда Терри вернулся, он придумал изуверское наказание: стал крутить альбомы в магазине. Двадцать раз в день, если не больше, они наслаждаются композициями из классического кантри-репертуара, от которого всех тошнит: «Возрождение белочек на Миссисипи» или «Все прекрасно (по-своему)».

Дух говорил, а Энн иногда даже смеялась. Он не стал говорить ей о том, что в последнее время Стив пьет по-черному и что он опять начал грабить автоматы с «колой». Она не спрашивала про Стива, но когда Дух собрался уходить, она проводила его до крыльца и даже позволила приобнять себя на прощание, и он подумал, что она выглядит чуть веселее, уже не такой измученной и бледной.

Но он все равно беспокоился за нее. Что-то свербело у него в сердце. Не плохое предчувствие, нет. Просто какая-то смутная тревога. Впрочем, ему иногда было сложно их различать: предчувствия и обычные ощущения. Хотя, с другой стороны… любой человек, который считает себя другом Энн, проявил бы беспокойство, увидев ее в таком состоянии. Дух решил, что если в ближайшее время эта тревога не стихнет, он постарается с ней разобраться.

Когда он подъехал к дому, мерзкий мысленный образ, который он подхватил oт Энн – Стив навалился на нее всем телом и прижал к кровати, – почти стерся у него из памяти.

Никто провел пальцем по пузырикам цветного стекла на перегородке между двумя кабинками из потертого коричневого винила. Он проехал на автобусе через весь Мэриленд и по пригородам северной Виргинии, по безымянным шоссе, мимо бесконечных химических заводов, табачных фабрик, громадных строек и глухих алюминиевых заборов, синих с зеленым, которые защищали все это хозяйство от шума и загазованности шоссе.

Поначалу пейзаж за окном казался унылым и скучным. Никто даже представил себе, что он уезжает все дальше и дальше в глубь мертвого мира, где жили его родители, учителя и печальные, отчаявшиеся друзья, от которых он так стремился уехать. Эта дорога просто не может быть той дорогой, которая приведет его домой.

Но потом, посередине Виргинии, дороги стали приятными и зелеными – даже сейчас, в середине сентября. Он сидел в придорожной закусочной где-то к югу от нигде и наблюдал за тем, как за окном медленно гаснет свет дня. Его рассеянный взгляд скользил по потертым виниловым табуреткам, по грязным жирным столам и по сверкающему музыкальному автомату, который – наверное, для соблюдения приличий – играл не унылое и тягомотное кантри, а двадцатку самых популярных мелодий. Снова и снова, уже по третьему разу в течение часа. Никто сидел, прижимая к себе рюкзак. В кафе пахло жирными гамбургерами и дешевеньким кофе с ароматом картона. Но пузырики цветного стекла на перегородке были очень красивыми. Жалко, нельзя забрать их с собой. Хотя бы одну штучку. Никто уже начал жалеть о всех красивых вещах, которые ему пришлось оставить дома. Вот был бы у него волшебный рюкзак, в который можно было бы упаковать всю комнату и унести с собой!