Заблудшая душа - Антон Грановский

Помолчав немного, пастор вздохнул и добавил, как бы следуя внутреннему диалогу, который вел с собой беспрестанно:

— Дьявол ходит меж нами ежечасно, Галеб. И набор его уловок безграничен.

Галеб отложил ложку, вытер руки об рубашку и задал вопрос по существу:

— Часто ли злые духи вселяются в общинников?

По лицу пастора пробежала тень.

— За последние семь лет это четвертый случай, — ответил он. — Накануне кузнец Ганс сильно усомнился в Христе и потерял опору. Неудивительно, что злые духи воспользовались этим. Господь указал нам четкий и ясный путь к спасению, Галеб. И не Его вина, если мы делаем неправильный выбор.

— Четыре случая за семь лет? Думаю, у вас нет повода для большого беспокойства, — заметил Галеб.

— Ошибаешься, сын мой, — возразил, еще больше помрачнев, пастор Зиберт. — Я сказал, что это четвертый случай за последние семь лет. Но я не сказал тебе, что три из них пришлись на последний месяц. Зло становится сильнее. Вероятно, это из-за недостатка веры, а значит, виноват в этих бедах только я.

— Почему?

— Потому что я пастырь, Галеб. А если в стаде гибнут овцы, виноват в этом пастух.

— Даже если они гибнут от волчьих зубов?

— Особенно — если они гибнут от волчьих зубов.

Галеб помолчал, обдумывая слова священника, а потом осторожно спросил:

— Что же мешает пастырю завести пастушьих собак?

Пастор Зиберт посмотрел на Галеба удивленно. Затем его взгляд отяжелел, а на сухих губах появилась мрачная усмешка.

— Сын мой, для человека, который никогда прежде не был в наших краях, ты слишком прозорлив.

— Что вы имеете в виду? — не понял Галеб.

Пастор чуть прищурил припухшие веки и ответил:

— Пастушьих собак.

— Но я…

— Уже поздно, — перебил священник. — Тебе нужно отдохнуть и помолиться. Ты ведь веруешь в Иисуса, не так ли?

— Верую, — слегка растерянно ответил Галеб. — Но боюсь, что вера моя не слишком крепка.

— Это плохо. Злые духи не делают различий между общинниками и пришлыми людьми. Советую тебе провести ночь в молитвах, если ты не хочешь проснуться со звериными когтями вместо ногтей.

Пастор встал из-за стола, пожелал Галебу спокойной ночи и собрался уйти, но Галеб остановил его.

— Отче, я хотел бы попросить вас об одолжении.

Священник обернулся, пристально посмотрел на Галеба и спросил:

— О каком?

— Вы говорили, что многие странники, просившие ночлега, остались у вас навсегда. Что, если и я поступлю так же?

Во взгляде пастора появилось недоверие, которое затем, когда он убедился в том, что Галеб не шутит, сменилось удивлением.

— Сын мой, ты просишь об этом после того, что увидел?

— Да.

— Но почему?

— Я уже сказал, что моя вера неглубока и некрепка. Возможно, жизнь здесь, близ Роминтской пущи, послужит ей испытанием.

— Испытанием? — Пастор Зиберт мрачно ухмыльнулся. — Вас, молодых, ничем не проймешь, верно? Увидев перед собой груду кровавых костей, вы отшатнетесь, но если рядом заиграет музыка, вы позабудете обо всем и устроите танцы прямо на костях.

— Но я вовсе не шучу, — возразил Галеб. — Позвольте мне остаться здесь, отче. Я заблудился в жизни, и мне некуда идти. Дайте мне разобраться в себе и в том, что со мной происходит.

Некоторое время пастор хмуро молча размышлял, поглядывая на Галеба неодобрительным взглядом. Наконец, он вздохнул и сказал:

— Этот вопрос всегда решает община, Галеб. Но думаю, что никто из наших людей не будет против. После смерти Ганса деревня осталась без кузнеца. Кажется, сам Господь послал нам тебя. Однако помни о моем предупреждении и не забудь помолиться.

Пастор развернулся и вышел из комнаты.

13

Прошло два дня. Своим Галеб в общине еще не стал, однако люди уже смотрели на него без неприязни и подозрения. Работа его была востребована, и постепенно общинники проникались к нему уважением.

На улице послышался перестук копыт и скрип телеги. Галеб сунул поковку в горн, затем сбросил рукавицы и вышел из кузницы на улицу. Страж Отто, жилистый, кадыкастый, привязал лошадь к коновязи.

— Ну, что, кузнец? — поинтересовался он грубым голосом. — Готова ли работа?

— Готова, — ответил Галеб.

Он вернулся в кузню и через минуту выкатил на улицу новые колеса.

— Подсобить? — спросил Отто, прищурив темно-карие, почти черные глаза.

— Не надо.

Галеб легко и умело вышиб из осей чеки, снял старые колеса и установил новые. Все это заняло у него несколько минут. Затем Галеб выпрямился и критически оглядел свою работу.

— Вроде сидят неплохо, — сказал он наконец.

— Отличная работа, — похвалил Отто. — Вижу, ты и впрямь умеешь работать с железом, странник Галеб.

— Спасибо на добром слове.

— Но это не значит, что ты мне нравишься. — Глаза Отто снова похолодели. — Ты мне не нравишься, пришелец. И я тебе не доверяю.

— Да ну? — Галеб хмыкнул. — Интересно знать, почему?

— Потому что ты не тот, за кого себя выдаешь. Я не первый год живу на свете и таких хлыщей, как ты, вижу насквозь.

— Видишь насквозь? Это хорошо. У меня что-то крутит живот. Не посмотришь, в чем там дело?

Лицо стража Отто побелело.

— Ты смеешь зубоскалить над моими словами? — процедил он сквозь зубы.

«Кажется, я разозлил его всерьез», — подумал Галеб. А вслух сказал:

— Пастор Зиберт разрешил мне остаться, Отто. И мне плевать, нравлюсь я тебе или нет. А теперь убери свою лапу с моего плеча, пока в моей руке не появились меч или кинжал.

Пару секунд Отто смотрел Галебу в глаза, и губы его слегка подрагивали от ярости и гнева. Но затем он заставил себя усмехнуться и с видимым усилием опустил руку.

— Ладно, парень. Однажды ты оплошаешь, и я получу возможность выбить из тебя дух. И будь уверен — я сделаю это с большим удовольствием.

Галеб ничего на это не ответил.

Страж запрыгнул на телегу.

— Надеюсь, что колеса не отвалятся, — напутствовал его Галеб.

Когда телега стража Отто, прогромыхав по ухабам, свернула за деревья, Галеб вытер рукою потный лоб и повернулся к кузне. Но тут он услышал чьи-то негромкие шаги. Из-за угла кузницы вывернул пастор Зиберт.

— Не помешаю? — вежливо осведомился он.

— Нет, отче. Конечно, нет!

Галеб и пастор сели на скамейку. За овином и сараюшками чернел дубовый лес. Через четыре версты дубняк переходил в смешанный лес, очень сырой, густой и непроходимый.