Минные крейсера России. 1886-1917 гг. - Рафаил Мельников

Опыт напряженный боевой учебы и, предстоявшая кораблю океанская служба подсказали командиру Протасьеву инициативу об установке на корабле скуловых килей для уменьшения качки, но у бюрократии необходимость новых работ энтузиазма не вызывала и полезное усовершенствование осталось неосуществленным.

С ноября корабль зимовал в Лнбаве, а 29 апреля 1899 г. пришел в Або для замены цилиндров. Испытывая трудности со сдачей двух первых отечественных “Соколов” (“Коршун” и "Кречет”), па которых никак не удавалось нефтяное отопление, завод затянул работы и на “Абреке”. В этой обстановке не могло быть и речи о запоздало предложенной командиром установке скуловых килей для уменьшения качки. Испытания с новыми цилиндрами провели только 24 августа и ограничились двухчасовым пробегом со скоростью 18 уз.

Полного хода не добивались, по-видимому, из опасений, что устранение неполадок, которые при этом могут обнаружиться, задержат отправление корабля в заграничное плавание. 18,5-уз скорость и была записана как последняя из достигнутых "в последнем плавании”. В Секретном приложении к Судовому списку 1901 г., приемной значилась 21,2 уз скорость (испытания 1897 г.), в Судовом списке 1904 г. значилась скорость 21 уз, а в сводных таблицах дальности плавания, составленных в МТК в 1907 г., для "Абрека” была указана скорость 20 уз. Там же — вот еще очередная историческая аномалия — для "Лейтенанта Ильина” была вписана скорость 16 уз. Эта скорость была достигнута "в последнем плавании” в 1895 г. Приемный по Секретному приложению считалась 18,5-уз скорость, контрактной — 22 уз. Для “Посадника” в Секретном приложении скорость "в последнем плавании” в 1901 г. составляла 19 уз, приемная 21-уз, контрактная — 22 уз. Соответствующие скорости в том же приложении в плавании в 1901 г. составляли для “Капитана Сакена” — 14,3 уз; “Казарского” — 16,75 уз; Гридня" — 18,5 уз. На фоне этих сведений "Абрек” со своей приемной скоростью 21,2 уз и контрактной 21 уз выглядел вполне удачным кораблем.

Проект перевооружения посыльного судна “Абрек”. 1917 г.

Выйдя 7 сентября 1899 г. на присоединение к эскадре Средиземного моря, "Абрек" прибыл в Пирей 30 октября 1899 г. В пути при весьма неспокойной погоде корабль по донесению командира "прекрасно держался против очень свежего ветра и громадной волны, мало терял ход". Машины в продолжении всего пути 14–15 уз скоростью (155–160 об- мин) работали безукоризненно. Котлы в пути успевали чистить через 12 ч. Хуже было с качкой, размахи которой достигали 42° и оказались столь стремительными, что в трюме не выдержали крепления горловин цистерны пресной воды. Не раз, наверное, приходилось на "Абреке” вспоминать равнодушие и нерадивость власти, отклонившей предложение командира об установке на корабле скуловых килей. Теперь же, в предвидении долгой средиземноморской службы, а, может быть и похода в Тихий океан, приходилось полагаться на собственные силы и средства.

Надо было позаботиться о перераспределении тяжестей, балластировке и дифферентовке корабля, о строжайшем надзоре за всеми креплениями имущества и техники. И на корабле к этим плаваниям готовились, надо думать, со всеми вдумчивостью и вниманием.

Не слишком малые и не очень большие, достаточно мореходные (для местных условий) и относительно скоростные, минные крейсера при всех их относительно скромных характеристиках оказались кораблями неоценимо полезными. Судьба и воля начальства распределили эти девять кораблей по основным театрам действия русского флота, и в каждом из них они сыграли разные роли, далеко выходившие за рамки их первоначального назначения.

“Капитан Сакен”, “Казарский” и “Гридеиь” вплоть до начала XX в. составляли основное ядро минных сил Черноморского флота. Как и в Германии они были дивизионерами для имевшихся в составе флота малых миноносцев, служили в качестве их лидеров и кораблей обеспечения в походах. Сверх того при наличии единственно в Черном море и далеко не скоростного (14 уз) крейсера “Память Меркурия", минные крейсера постоянно несли крейсерскую, посыльную и дозорную службы. В полной мере испытывали они и тяжесть специфики Черноморского театра.

По-океански обширно раскинулись просторы моря с двухтысячеметровыми глубинами, угрожающе подступавшими с двухтысячеверстной береговой полосе юга России. Беспощадно жестокими были рождавшиеся на этих просторах и воспетые в картинах И. Айвазовского осенние и зимние штормы. Непрерывность навигации, свободной от ледовой сезонности, лишала флот того отдыха от плаваний, которым отличались условия Балтийского моря. Труднее приходилось людям и кораблям под палящими лучами солнца, заставлявшими забыть о курортной неге окружавшей их крымской природы. “Край гордой красоты”, как именовали черноморское побережье Кавказа, подстерегал корабли и людей особой свирепостью и коварством Новороссийской бухты, переменчивостью климата и погоды, которые вызывал главный кавказский хребет.

К постоянной боеготовности и неожиданностям мировой и ближневосточной политики побуждала и не снимавшаяся в продолжении двух веков главная стратегическая задача Черноморского флота — вернуть стране свободу прохода через турецкие проливы. Бывали критические моменты, когда флот, оставаясь в кампании в зимнее время, был близок к боевому походу курсом на Босфор. Готовясь к этому часу “Ч”, флот почти каждый год проводил учения и маневры высадкой сухопутного десанта.

Завесу тайны этой подготовки, о которой не упоминалось даже в "Отчетах по Морскому министерству”, приоткрыл в своих мемуарах Г.Ф. Цывинский (“50 лет в императорском флоте”, Рига, 1928, с. 143–154). План в разных вариантах предусматривал доставку к месту высадки тяжелых орудий (до 100 мортир “особого запаса”) и атаку миноносцев против английского флота, который, как ожидалось, мог войти в Босфор, чтобы помешать русской высадке. Понятно, что минные крейсера как лидеры и конвоиры миноносцев должны были играть на флоте особую роль.

Была у Черноморского флота еще и другая особая задача, ради которой на задний план могли быть отодвинуты даже планы стратегической подготовки. Эта была все более разраставшаяся задача придворной службы. Императорские и великокняжеские имения на благодатных берегах Крыма, Одессы и Кавказа в курортный сезон напоминали о себе посещениями и путешествиями августейших особ на кораблях Черноморского флота. По несколько раз в году вместе со всем флотом переживали на минных крейсерах верноподданический восторг, ликование и трепет при встречах регулярно наведывавшихся на юг царствовавших божьих помазанников, умиленно лицезрели являвшиеся тогда же августейшие семейства, исправно окутывались по табельным дням дымом и громом салютов и выносили — смотря по обстоятельствам — молитвы о ниспослании свыше многолетия царствующему дому или об упокоении душ усопших самодержца императора Александра 111 и членов императорской фамилии. И в дни когда до Севастополя доходили еще только первые знаки грядущего высочайшего посещения все в правящей верхушке флота волшебно и верноподданически преображалось. Заботы боевой подготовки безоговорочно отодвигались на задний план и в лучшем случае становились декорацией для церемониалов совершавшихся высочайших визитов.