Ратник княгини Ольги - Святослав Воеводин

Победители всегда вели себя одинаково. Грабили. Жгли. Сеяли смерть и разрушения. Ради этого и воевало большинство ратников. Осознание своего превосходства и безнаказанности кружило головы. Привычка убивать делала сердца бесчувственными.

Для того чтобы держать войска в повиновении, приходилось иногда наказывать тех, кто бесчинствовал пуще прочих. То здесь, то там рубили головы отпетым мародерам, что позволяло на какое-то время утихомирить остальных дружинников. Но всякий раз это длилось не слишком долго.

Порядок устанавливался лишь в тех случаях, когда противник оказывал сопротивление, ведя оборону то во Вруче, то в Житомире. Но грады быстро падали, потому что защищало их в основном ополчение, а не опытные воины.

Войско Мала частично разбежалось, частично ушло грабить чужие земли, а полторы тысячи засели в Коростене. Вождя с ними больше не было. Мала удушили свои же воеводы, надеясь тем самым умилостивить Ольгу. Это не помогло. Ничто не могло остановить продвижение ее войск, которые, подобно водам, вышедшим из берегов, гуляли по древлянской земле.

Когда все города пали и остался последний – Коростень, – княгиня прибыла под его стены собственной персоной. Святослава давно отправили в Киев, где он находился на попечении нянек и дядьки. Правда, Ясмуд присоединился к мальчику чуть позже. Прежде чем отпустить его от себя, Ольга провела с ним три почти бессонные ночи. Никогда раньше не была она столь ненасытной в любви. Таковой ее сделала постоянная необходимость применять силу и проливать кровь. Она была как рысь во время течки. Кусалась и царапалась, а потом томно завывала и теряла голову от страсти.

Ясмуд весь истончал и, казалось, вот-вот начнет качаться от малейшего ветерка, но, как ни странно, сила его только прибывала. Словно отрок, не успевший насладиться женскими прелестями, он был пылок и неутомим в любви. Мог почти не спать до утра, подкрепляясь сметаной, творогом и медом. Хмельного больше не пил ни капли, решил, что взрослому мужчине не подобает дурманить себя – от этого он становится неразумным, как дитя. Ольгу ласкал то нежно, лишний раз дохнуть на нее боясь, то тискал, как медведь, доводя до жалобных стонов. И успел полюбить ее еще сильнее, чем прежде, хотя такое казалось невозможным.

На исходе последней ночи, когда в ближнем селении подали голоса петухи, Ольга сказала Ясмуду:

– Плохо мне будет без тебя. Прикипела к тебе душой, приросла кожей. Но не могу оставить при себе. За Святослава опасаюсь. Он единственный мой наследник. Другого не будет уже. – И спросила неожиданно: – Стара я, Ясмуд, признайся? Заметно, что увядаю?

– Для меня моложе нет, Ольгушка, – признался он. – И краше нет.

– Ты говоришь, чтобы приятное мне сделать, – сказала она, потому что очень уж хотелось ей слушать подобные признания.

Ясмуд, приняв ее кокетство за чистую монету, стал горячо настаивать на своем. Некоторое время она слушала, затаенно улыбаясь, а потом вдруг помрачнела.

– Я уже говорила, что никогда не стану твоею женою? – внезапно спросила она.

– Много раз, – подтвердил Ясмуд. Его настроение тоже изменилось.

– И деток у нас не будет, – продолжала Ольга, и в ее голосе сквозило раздражение.

– Не будет, – вздохнул он.

– Тогда зачем мы вместе? Для блуда?

– Для любви, – поправил Ясмуд осторожно.

Она села на расстеленной шкуре, не стыдясь своей зрелой наготы.

– Нельзя мне любить, – с тоской произнесла она. – Я княгиня, за Русь в ответе. Дам слабину, все пойдет прахом.

– Почему? – искренне удивился он.

– Разве ты не понимаешь? Любовь делает сердце мягким, как воск. А мне твердое требуется. Кремень. – Она показала крепко сжатый кулак. – Только так править можно.

– А ты добром пробуй. Лаской.

– Ла-аской? – протянула она и засмеялась отрывистым недобрым смехом, от которого затряслись ее груди. – Вот дадут тебе стадо пасти, так разве ж ты с ним без батога сладишь? И овчарки нужны злые, и загоны, и ограды колючие. Так и народ. Одни – овцы, другие – коровы, третьи козами по горам скачут. Все разные, но всем сила нужна, иначе не станут слушаться.

– А если отпустить их с миром? – предположил Ясмуд. – Пусть живут как хотят, без батогов и загонов.

– Так их волки тотчас задерут, – опять засмеялась Ольга. – Они в пропасти провалятся, в болотах потонут. Или их другие пастухи к рукам приберут, и тогда опять то же самое, что и прежде. Кнут и дубина. А в конце – нож мясницкий.

Она была права. Сто раз, тысячу раз права. И, согласившись с этим, постиг Ясмуд другое – то, чего раньше не разумел. Вера не для того нужна, чтобы Бога задабривать или милости у него выпрашивать. Вера нужна, чтобы не пропасть. Без нее нет никакого смысла в существовании. Живешь-живешь, а потом подыхаешь, вот и весь сказ. Но с верой все иначе. Христос нам путь к свету указал. Соблюдая его заповеди, не просто мычишь, жуешь и блеешь. У тебя наиважнейшее дело появляется. Бог мир сотворил, а ты этот мир лучше делаешь, добрее и краше. Разве не в том предназначение человека?

Стал делиться своими мыслями Ясмуд, но, видать, слишком туманно и путано у него получалось, потому что Ольга, послушав немного, отмахнулась:

– Хватит, Ясмуд. Не хочу даже думать. С такими идеями победу не одержать. Не нужен мне Христос. Мешает только.

– Да как же…

– Молчи. – Она приникла к нему, закрывая его рот ладонью. – Просто люби меня. Для меня это важнее.

Он уехал огорченный – и предстоящей разлукой, и упрямством, с которым Ольга отрицала Христа. Не повезло ей с Ясмудом. Не умел он, как Павел, сердца зажигать божьим словом. Косноязыким уродился. Как до людей истину донести, если даже любимая женщина слушать отказывается?

Ольге тоже было не весело. Оставшись одна, она думала о своей доле и жалела себя. Уж очень тяжел оказался венец княжеский, да только сбросить нельзя. Потерявшие власть своей смертью не умирают, слишком много у них врагов. А ведь Ольге нужно было не только сына сберечь, но и Русь. Некогда о спасении собственной души думать. Многие тысячи чужих душ зависели от княгини Ольги.

Воеводы предложили ей обойти Коростень, она отказалась.

– Будем брать сей град, – сказала княгиня. – Он как язва. Если не вырезать, бросить так, загноится и все вокруг отравит.

– Но, княгиня, – попытался возразить Свенхильд, – мы у стен этих тысячи ратников положим, а зачем нам Коростень?

– В городе засели те, кто в смерти Игоря повинен и мести твоей боится, княгиня, – поддержал его Ярополк. – Просто так они оружие не сложат, будут биться до последнего.

– Дорого заплатим за победу, – подал голос Бердан.

– Давайте обложим Коростень со всех сторон и будем держать в засаде, пока голод или мор не начнется, – предложил Мстислав. – Тогда сами ворота откроют.

Ольга подумала о том, что не сможет вернуться в Киев к Ясмуду и Святославу, пока не покорит столицу древлянскую.