Сиротская Ойкумена - Игорь Старцев

То, что издали в сумерках казалось кучей мусора, при ближайшем рассмотрении превратилось в изгородь, сложенную из диких камней. Каменный забор единственный выстоял в огне, поверх него неровно торчали сломанные балки еще одного фермерского дома. Зияющий проем калитки был пуст и таинственен, и Постников шагнул в него крайне осторожно, сначала внимательно заглянул во двор. Ему послышалось, что кто-то невесомо шагнул по пеплу за его спиной, и он резко отпрянул. Это движение и спасло ему жизнь. Постникова обдало коротким ледяным скрипом, из-за калиточного столба вылетела на петлях решетчатая калитка и с оглушительным лязгом захлопнулась, щедро обдав его лицо хлопьями ржавчины. В сантиметре от его носа замерли бурые металлические шипы – вместо ворот в проеме калитки была посажена на мощной пружине старая борона, а на уровне щиколотки была натянута леска или струна. Если бы он замешкался на четверть секунды, то здесь бы и нашел мучительный конец, ловушка была устроена толково. Калитка-сюрприз.

Постников отскочил и пригнулся за каменным забором, торопливо вытащил из мешка сержантский шлем и усадил его на голову. В ушах немедленно что-то пискнуло, а в прозрачном забрале прорисовался тонкий красный маркер – за забором кто-то притаился, чуткая аппаратура уловила его сердцебиение и тепло. Метка указывала на кучу мусора во дворе, цель высвечивалась одиночная. Постников приподнял рюкзак над забором, и со двора немедленно послышался короткий свист, и рюкзак вырвался из его рук, его выбило сильнейшим ударом. Мешок плюхнулся на землю, в его боку торчал оперенный хвост короткой стрелы. Лук или, скорее, арбалет.

Постников, не теряя ни мгновения, в решимости отчаяния вскинулся, перевалился через забор и рванулся к сгоревшему дому. Там шлем показал неостывшее пятно – только что кто-то сидел или лежал на земле. По быстро тающей цепочке следов он побежал, не чувствуя под собой ног от собственной дерзости, и на повороте лоб в лоб столкнулся с парнем-подростком. Оба грохнулись на землю. Парень извивался ужом и вообще оказался необычайно верток. Ни дать ни взять – змееныш.

– Эй, завязывай! – просипел Постников, схватив противника за тонкие запястья. – Я не по твою душу!

– Сука! – яростно шипел змееныш.– Живым не пущу!

– Это хутор Маклафлин? Я сыроварню ищу! – выпалил Постников. – Да уймись же ты, придурок!

Парень сразу как-то сник и прекратил сопротивление. Постников выпустил его руки и поднялся. Перед ним сидел, запыхавшись, оборванец еще почище его самого. Лохмотья белобрысого топорщились, подобно пестрому оперению лесной птицы, пряди спутались копной и лезли в глаза, а заостренное чумазое лицо сверкало безумными от ужаса глазами.

– Давно бы так, – отходя от потрясения, выдохнул Постников.

– Ну да, – ответил парень и вдруг не вставая, но очень ловко и сильно лягнул Постникова в уязвимое место пониже пояса. С постниковской головы свалился шлем, он согнулся и утратил интерес к беседе. В один миг белобрысый фокусник взвел свой арбалет, приладил новую стрелу и направил оружие на Постникова.

– Миссис Донован-Маклафлин из муниципальной библиотеки, – прохрипел Постников, страдая от слишком длинных слов, – передает привет родственникам на хуторе Маклафлин.

– С хутором ты, скажем, угадал, – недобро ответил парень, – но сильно промахнулся со временем. Хутора-то больше нет.

И опустил арбалет.

– Ты везунчик. Там, у калитки, волчья яма и еще кое-чего. Будем знакомы: я Дервла Маклафлин. Все наши убиты, я последняя защитница дома.

– Так вы девушка? – опешил Постников. – Э… я Постников, – и добавил как дурак:

– Очень приятно.

– Хватит врать-то, – с презрением отозвалась девушка. Ты на вид вылитый мародер, рожа какая мерзкая. Еще на околице хотела было пристрелить – тебя за сто миль в поле видно. Лучше скажи, как ты меня просек?

– Калитка у тебя… – сказал невпопад Постников, медленно приходя в себя. – Так ведь и угробить можно – вон как вдарила!

– Грудную и тазовую кость прошибает, проверено, – сказала Дервла не без гордости. – А нечего лезть. Это моя земля.

– От болотников не спасет, – усомнился Постников.

– От болотников не знаю – а от мародеров самое то. Беженцы с побережья так и прут. А поезда не ходят, и по автотрассам эти сидят – халифат. Я любого положу, кто сунется, если их не слишком много придет.

У Дервлы были размазанные следы сажи на щеках, а выражение лица горькое и суровое. В сумеречном свете было хорошо видно, как на ее заостренной мордочке расплылась усмешка.

– Да что вы вообще знаете о нашей жизни? – с горечью кидала она. – Ни черта вы не знаете, понаехавшие…

Похоже, недавний шок и у нее искал выхода в словах. Она все не замолкала:

– Почему в фильмах ужас и отвращение принято изображать рвотой? Не замечали? Я раньше любила кино, в детстве умирала просто. Там есть такой актерский прием. Например, прирежут английского короля при графе каком – тот граф и давай полоскать от души, блюет за гобеленами, видеть не может! На деле все не так. Насчет монархов не скажу, но если вам страшно по-настоящему, то уж совсем не до тошноты и не до обморока. Тут уж помогай бог в игольное ушко пролезть, шкуру до мяса ободрать – но чтобы только выжить… Слушай, как я сразу не поняла: твой шлем! Это штука от военных, и без него не поймал бы ты меня, вот оно что!

– Верно. Недаром твоя тетушка – библиотекарь.

– Ты не виляй! – оборвала его Дервла. – Зачем он тебе сдался? В дороге одна только помеха – от бродячих собак, что ли, обороняться? Давай лучше меняться. Я тебе хорошую, полезную вещь дам: фильтрующая трубочка для воды. Через нее можешь из любой лужи пить – никакая холера не пристанет, она все прочистит и вода станет безвредная.

Постников машинально проглотил слюну – жажда напомнила о себе.

– Нет, эта трубочка стоит дешевле, – с арктическим спокойствием процедил он. – Если хочешь шлем – я согласен взять еще средство от расстройства желудка. Прибавь его к трубке – и шлем твой, цена бросовая, и только из уважения к семье.

– С чего это вдруг? Накинь хотя бы три упаковки аспирина! – возмутилась девушка. – У меня специальная кора вяжущая есть – самый страшный понос за полчаса перешибет! И от лихоманки самое то. Так и быть, кору прибавлю, вечно я торгую себе в убыток по собственной доброте!

– Хорошо. И свежей воды в мою канистру зальешь. Дополна.

– По рукам! Я тут родник раскопала: вода мертвого на ноги поставит. А с припасами туговато. Поставок в наши края уже года три нет. Болотники, черт бы их брил.

– Лютуют? – спросил Постников, копаясь в