Нет дьявола во мне - Ольга Володарская

Марко открыл дверцу, взял с полки трусы, натянул. Посмотрелся в зеркало (не на голого же себя таращиться). Поправился. Животик стал заметен. А не так давно кубики пресса просматривались. Но тогда он занимался. Теперь нет. И ест много. От души, в удовольствие. Хорошо, что такие, как он, узкокостные гиганты, редко поправляются. Разве что в талии заплывают. Да лицом округляются. Но и накачаться им сложно. Марко в детстве был хилым. Походил на макаронину. С флягами, полными воды, бегал по огороду и приседал, чтобы мышцу нарастить. Если бы не это, возможно, так и остался бы узкоплечим и тонконогим. Но он грезил о работе в полиции, а страж порядка должен быть крепким, сильным, внушительным.

Чак подбежал к хозяину и уселся рядом. Сначала на него посмотрел, потом на себя в зеркале. Одно ухо у пса было повреждено, поэтому чуть торчало, а не свисало плавно как второе. Это, похоже, псу не понравилось, и он навострил уши. Когда восторжествовала симметрия, Чак привстал и шлепнул хвостом Марко по голени. Смотри вроде, какой я красавец. Тебе под стать.

Марко засмеялся. Что бы он делал без своего пса? Как просыпался бы после таких ночей, как сегодняшняя? Когда кошмары засасывают, как в трясину, из которой не выбраться, а голова готова разлететься на куски, как дом, построенный Марко…

Дом, который взорвали те, кто хотел избавиться от принципиального полицейского, не желающего заминать громкое дело о коррупции…

Дом, под обломками которого погибли его жена и дочка.

А он, Марко, получил всего лишь контузию…

Боль в виске вновь запульсировала и отдалась в лоб. Пришлось вернуться к тумбочке и проглотить еще одну таблетку. Врачи, наблюдавшие его после взрыва, обещали полное исцеление максимум через полгода, главное, меньше нервничать. Начальство готово было через этот срок вернуть Марко на прежнее место службы да еще с повышением звания и на период восстановления предлагало кабинетную работу в управлении. Страховая компания выплатила крупную сумму на постройку нового дома. Но Марко пожертвовал деньги в фонд помощи сиротам. И от кабинетной работы отказался. Впрочем, как и от возвращения на прежнее место. И в столице не остался, уехал в деревню.

Но и здесь не переставал… нервничать?

Нет, не так. Умирать изо дня в день от горя… Разлетаться на тысячи осколков. Терзаться…

Погибнуть должен был он, а не его невинные девочки. Но уж коль те звери, которые заложили бомбу в дом, в котором обитали кроме врага-полицая молодая женщина и ребенок, вздумали порешить всю семью… То Марко следовало погибнуть вместе с женой и дочерью. Но он вышел во двор за минуту до взрыва. Чак, сидящий в будке, поднял вой, почувствовал что-то, Марко поспешил узнать, что с псом такое…

И тут бабах!

Потом всполохи, озарившие черное небо. Грохот, треск, звон вылетевшего из рам и рухнувшего на вздыбленную брусчатку стекла… И среди этой какофонии то ли писк, то ли жужжание… Это несся к голове Марко кирпич. У него была отменная реакция, и он успел пригнуться…

Кирпич только задел висок. Шаркнул по нему, пусть и сильно, если учесть скорость, с которой летел. Марко от боли потерял сознание, получил сотрясение мозга. Но если бы не присел, кирпич раздробил бы кость, пробил голову насквозь.

Не остался стоять на месте, чтобы умереть.

Не остался в доме, чтобы умереть.

Чтобы умереть, он остался верен себе. Не поддался на посулы и угрозы. Не изменил принципам. Присяге. Долгу.

Но не умер! Вместо него погибли его девочки.

Стоят ли этого принципы, долг и присяга?

Он не мог разобраться, поэтому хотел уйти в отставку. Но уговорили не делать этого. Доработать в органах правопорядка до пенсии. Сам замминистра вызывал в свой кабинет, чтобы вразумить. Но Марко упрямился до тех пор, пока не предложили место шерифа в местах, где он вырос.

…Залаял Чак. Жалобно. Он мог так. С подвыванием после каждого «гав». В данном случае это означало следующее – хозяин, я проявил чудеса терпения, а теперь накорми меня, я очень, очень… просто невероятно голоден!

– Все, все, идем! – Марко ласково похлопал Чака по боку.

И пес понесся в кухню.

Марко следом. Оказавшись там, первым делом открыл кран и налил воды. Вода в деревне была отличной. Никто не покупал бутилированную, все употребляли в пищу водопроводную. Выпив два стакана, Марко занялся завтраком для них с Чаком.

А за приготовлением думал. О деле, возбужденном по факту смерти Даниеля. Как-то не очень оно продвигалось. Улик, указывающих на убийцу хотя бы косвенно, на месте преступления не обнаружилось. На теле жертвы тоже ничего. И ни один из допрошенных Марко людей не пролил ни капли света на это дело. Тот же Алекс, Книжник, с кем он имел разговор последним. Все местные в один голос уверяли, что убить Даниеля мог только кто-то пришлый. Причем случайно. Но все автобусы с туристами ушли до обеда, а парень погиб после.

Разогрелось жаркое. Марко разложил еду по двум тарелкам. Чаку побольше, а сам он есть не хотел. Но надо было. Завтрак, важнейший из приемов пищи, этому еще дед учил. И жизнь подтверждала это. Полицейская. Не известно, когда выпадет случай поесть. Бывало до ночи голодными ходили. В лучшем случае перекусывали фастфудом. А с домашней едой ничего не сравнится. Например, вот с этим жарким…

Марко был неплохим кулинаром. Хотя готовил по-простому. Мясо, лук, перец, картошка да вода. Никаких изысков. Это ингредиенты для жаркого. А кто-то сметаны добавлял, зелень, обжаренные овощи, грибы. Про специи вообще нет речи. Марко даже не знал вкуса шафрана или базилика. И все равно предпочитал свое простое варево каким-то изысканным ресторанным блюдам. Он знал, из чего приготовил его. И был уверен, что свежий продукт, мясо, рыба, овощ – не важно, будет вкусен и без специй. К тому же он готовил с любовью. А именно она, по словам того же дядьки Самира, является лучшей приправой любому блюду.

Загавкал Чак. Почуял запах.

– Сейчас, – сказал ему Марко. – Минутку можешь потерпеть?

Пес рыкнул протестующе. Типа, я умираю от голода, давай уже еду, и пусть она будет не теплой, как я люблю.

Марко положил ему в чашку жаркого. Налил воды. Себе стал готовить кофе. Хотелось натурального, а не растворимого, поэтому он достал закопченную старую турку. Еще дедушкину. Старик был большим любителем кофе. А также крепкого табака. У внука создавалось впечатление, что дед постоянно пьет кофе и курит. А летом еще и недоспелые яблоки грызет. Такие кислые, что любой другой на его месте прослезился бы. Дом до сих пор пах всем этим. Кофе, табаком и яблоками. Хотя в саду не осталось ни одного дерева, а Марк терпеть не мог этот фрукт.

Он налил себе кофе. Придвинул тарелку со своей порцией жаркого. Взял хлеб и сметану. Ему нравилось макать кусок хлеба в густые белоснежные сливки. Сервировав стол, Марко уселся за него. Голова болеть перестала, поэтому появился аппетит. В предвкушении трапезы он облизнулся. Поймав себя на мысли, что иногда копирует повадки домашнего любимца, улыбнулся…