Мастер ветров и вод - Надежда Первухина

У него в полете опускаются крылья.

И Цзин

— Я уважаю женщин. Более того, я ценю женщин и их вклад в решение общемировой демографической проблемы. Но двух вещей я не могу женщинам позволить. Хотя бы в моем присутствии. Женщина совершенно неуместна в двух местах: на кухне и за рулем автомобиля. Кулинарные и водительские способности женщин просто чудовищны. Обладай я законотворческими возможностями, я издал бы закон, запрещающий женщине садиться за руль и прикасаться к сковородке.

Так разглагольствовал мсье Косарецкий, пока готовил кофе. Я, пристроившись на высоком табурете за кухонной стойкой, молча его слушала, не зная, на что решиться — просто расхохотаться или устроить спор по поводу прав женщин. Нет. Ни один из вариантов не представлялся мне перспективным. Было в этом типе, не расстающемся с серым свитером, нечто, что вызывало у окружающих (в данном случае у меня) комплекс странной неполноценности. Мне представлялось, что Марк Косарецкий за какие-то полчаса превратил меня в смиренную школьницу, а себя самого — в носителя некой истины, суть которой была мне еще не и пол не ясна. Кстати, с чего вдруг мсье Косарецкий заговорил о женщинах, было непонятно, может быть, действительно потому, что я не умела готовить кофе. Хм, зато я умею готовить баоцзы и отменную кашу из чумизы, и вряд ли сей самовлюбленный сноб знает, что это такое.

— У вас на рукаве свитера пятно, — прервала я разглагольствования сноба. — Крайне несимпатичное. Вот здесь. Вывести не пытались?

— Пятно? — удивился мсье Косарецкий. Глянул па рукав. — Ах, это. Это я сигаретой подпалил, теперь уже не вывести. К тому же я не делаю из одежды самодостаточного явления.

— Это видно, — сказала я. — Я полагала, что мужчине не повредит, если он будет следить за своей одеждой.

— Ваше мнение меня мало интересует, — небрежно бросил мсье Косарецкий. — И вы не должны на это обижаться. Я, знаете ли, абсолютный диктатор. Во всем. Даже в мелочах. А потому только я решаю, что действительно хорошо мне и другим.

— Вот как?! — изумилась я. Не зря Соня рассталась с этим типом! Только как бы теперь его отсюда выставить? Похоже, по доброй воле он не уберется.

— Да, так, — отозвался мсье Косарецкий. — Вот ваш кофе.

Мне очень хотелось сказать ему, что я принципиально не пью кофе, а предпочитаю плиточный китайский чай, но язык не повернулся. Марк Косарецкий был слишком самоуверен, он даже не предполагал, что кто-то может ему в чем-то противостоять. Пожалуй, он мог заставить меня выпить чашку рыбьего жира!

Я сделала глоток. Кофе как кофе. Я бы приготовила такой же. Стоило из этого делать церемонию? Мужчины странный народ, из каждого своего действия, даже самого элементарного, они устраивают театр, и зрительницей обязательно должна быть женщина. Кажется, это проявление крайнего нижнего ян, свидетельствующее об ипохондрической, напичканной комплексами и страшно эгоистичной натуре... Вот сейчас он меня спросит, понравился ли мне кофе, и я солгу, как всякая порядочная женщина...

Но он спросил неожиданное:

— У вас странное имя — Нила. Вы русская?

— По происхождению — да. Кстати, фамилия у меня еще более странная. Чжао.

— Мне это ни о чем не говорит.

— Моя основная семья находится в Китае. Я там живу и работаю. Так что по сути своей я китаянка.

Говоря это, я почувствовала, как неожиданно напрягся мой собеседник:

— Постойте-ка. Нила Чжао, китайская подруга Сони... Так это вы и есть тот таинственный мастер фэн-пгуй, на советы которого Соня постоянно ссылалась?

— Вероятнее всего. Я действительно мастер фэн-шуй.

— Никогда не уважал этой псевдовосточной эзотерики, — отрезал мсье Косарецкий. — Все это жульничество, подтасовка, дешевые фокусы на потеху праздной толпы.

— Я бы не стала столь безапелляционно говорить о вещах, в которых ничего не смыслю. — Мой голос тоже стал в достаточной мере резок.

— О! Как вы с Соней похожи! Она мне точно так же говорила. Из-за этого мы много ссорились. В конце концов я рассердился на нее и ушел.

— А теперь вернулись?

— А теперь вернулся, — кивнул Марк Косарецкий. — Это мой человеческий долг.

— То есть?! — изумилась я.

— Соня — неплохая женщина, на ней даже можно жениться, но предварительно нужно вымести весь мусор из ее прелестной головки. Она временами бывает непроходимо глупа.

— У Сони университетское образование...

— При чем здесь образование? Я говорю о том уме, который необходим для постижения высших жизненных истин...

— И каковы же они, высшие жизненные истины? — с сарказмом в голосе спросила я.

Мсье Косарецкий открыл было рот, но тут послышался звук подъезжающей машины.

— Это Соня, — сказала я.

Вот теперь я не ошиблась. Через несколько минут Соня, внеся с собой шампанско-мандариновую атмосферу бала, вошла в кухню. Платье ее сияло, как одинокая звезда в ночи, да и вообще Соня выглядела ослепительно. Только выражение лица у нее было совсем не бальное, потому что смотрела она на Марка Косарецкого.

— Здравствуй, Сонечка, — безмятежно сказал Марк Косарецкий.

— Здравствуй, — напряженно ответила Соня, пока еще не замечая меня (оно и понятно, не до этого ей было). — Как ты сюда попал?

— Я не стану лгать, что меня впустила твоя подруга, потому что твоя подруга на момент моего появления в доме безмятежно спала. У меня был дубликат ключа, Сонечка, или ты забыла, что когда-то позволила мне его сделать?

— Ах да, — поджала губы Соня. Праздничное настроение слетело с нее, как снежинка с ладони. — Марк, я ведь сказала, что между нами все кончено. Я больше не хочу тебя видеть.

— Но ты оставила мне ключ... — Мсье Косарецкий продолжал быть безмятежным. — А значит...

— Верни мне ключ. Немедленно. И уходи из моего дома.

— Ты хорошо подумала? — спросил безмятежный Марк.

Я чувствовала себя лишней. Тут назревала нешуточная ссора бывших влюбленных, которая могла закончиться как жестоким разрывом, так и сентиментальным примирением. Более того, я чувствовала себя виноватой, потому что позволила этому джентльмену кофеварить на Сониной кухне, будто хозяину. Ох, когда все это кончится, Соня наверняка найдет массу способов продемонстрировать мне свое недовольство.

— Убирайся, — потребовала Соня.

— Хорошо, — кивнул Марк. — Прощай, моя семьдесят первая женщина. Жаль, что с тобой ничего не получилось. Поначалу ты подавала надежды, но потом оказалась столь же примитивной, как и предыдущие семьдесят.

Ничего себе речь! И как Соня могла терпеть около себя такого типа?