Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились - Герберт Фейс

Черчилль принял это сообщение к сведению; он по-прежнему опасался, чтобы ни у кого не создалось впечатления, будто он отказывается от проекта, связанного с вторжением на континент в 1943 году.

Мнения членов Комитета начальников штабов Соединенных Штатов по этому вопросу разделились. Военные историки смогут гораздо полнее, чем я на страницах этой книги, рассказать о времени после операции «Торч», о сомнениях, которые одолевали разработчиков операции; о различиях во взглядах четырех решительных, волевых мужчин – Маршалла, Кинга, Арнольда и Лича; о компромиссах и смене решений. Большая часть исследований, относящихся к этой сфере вопросов, написана в несколько пессимистичном тоне, особенно в отношении скорости, с которой могли быть собраны ресурсы, необходимые для осуществления крупномасштабной операции по вторжению через Ла-Манш, если следом за ней предполагалось проводить кампанию в Средиземноморье. Все предложения относительно меньшего по масштабам вторжения были отклонены, как неэкономичные и бесполезные. Некоторые, это особенно относилось к ВМС, настаивали на крупномасштабном вторжении на Дальний Восток, вне зависимости от того, что будет происходить в остальных местах.

Адмирал Кинг и генерал Арнольд считали, что в Средиземноморье можно было бы добиться быстрых результатов. В этом случае американские ВВС получали выигрыш во времени и могли создать эскадрильи бомбардировщиков для ведения боевых действий против Германии. Но генерал Маршалл упорно придерживался мнения, что все силы должны быть посвящены единственной цели – подготовке и проведению в 1943 году операции через Ла-Манш. Он считал, что эта операция окажется гораздо более эффективной, чем наступление на Сицилию или Сардинию, потребует меньше затрат, доставит огромное удовлетворение русским и отвлечет на себя гораздо большее количество немецких самолетов. Но Комитет начальников штабов не принял это предложение в качестве окончательного решения. Когда 7 января президент поинтересовался, сошлись ли они во мнениях относительно того, что на встрече в Касабланке будут «единым фронтом выступать в защиту операции по вторжению через Ла-Манш», Маршалл сообщил, «что по этому вопросу нет единого мнения, особенно среди разработчиков операций».

Президент, казалось, был готов следовать любым курсом.

Рузвельт, Черчилль и начальники их штабов собирались встретиться в Касабланке с целью выработки единой стратегии. Эта встреча задумывалась уже давно, но усилия, предпринимаемые для того, чтобы условиться о встрече, временами были сродни усилиям, затраченным при обсуждении стратегических планов. Здесь я расскажу только об основных моментах трехсторонней переписки, весьма затянутой и довольно беспорядочной.

21 ноября, когда высадка в Северной Африке была уже завершена, Рузвельт направил Сталину сообщение о том, что они с Черчиллем выбирают время для встречи с ним (Сталиным) и советским военным штабом. Президент объяснил, что такая конференция кажется им наиболее разумной, прежде чем они предпримут следующие шаги в Средиземноморье, которые, безусловно, отразятся на военной ситуации в России и на планах Сталина в отношении зимней кампании. Еще до того, как Рузвельт получил ответ от Сталина, 24 ноября Черчилль еще раз напомнил о своем предложении встретиться с американцами, не дожидаясь русских. Настойчивость Черчилля была легко объяснима; он знал, что в тот момент в Комитете начальников штабов Соединенных Штатов существует еще одно мнение – направить усилия на тихоокеанский театр военных действий. Но Рузвельт настаивал на участии русских в конференции по выработке стратегических решений, о чем и сообщил Черчиллю в послании от 26 ноября. Президент полагал, что конференцию следует провести сразу же после того, как немцы будут выдворены из Туниса; предполагалось, что эта операция займет от четырех до шести недель. «Я уверен, – замечает Рузвельт, – что мы сядем за стол переговоров вместе с русскими».

В тот же день Черчилль отправил ответ Рузвельту. В принципе он соглашался на участие русских в конференции, но полагал, что она должна состояться только после того, как американцы и британцы обговорят собственные проблемы и придут к единому мнению. Одна из причин такого подхода заключалась в следующем: русские будут требовать мощного наступления на континент в 1943 году с запада или с юга или с обеих сторон одновременно, и с точки зрения эффективности этим следует заняться Рузвельту и Черчиллю с помощью их военных советников.

В своих ответах Рузвельту и Черчиллю от 27 ноября Сталин не ухватился за предложенную возможность личной встречи. Вместо этого он предложил устроить конференцию представителей трех военных штабов, решения которой позже обсудить с помощью переписки. Предложение Сталина сильно озадачило президента, но он ответил решительным отказом. Рузвельт все еще надеялся, что при встрече с ним и Черчиллем Сталин увидит, как он (президент) старается соблюдать интересы Советского Союза. В связи с этим 2 декабря Рузвельт отправил Сталину еще одно приглашение, подчеркнув, что «причина моей настойчивости заключается в том, что мне необходимо поговорить с вами. Я предлагаю тайно встретиться в надежном месте в Африке, которое устроит всех троих. Ориентировочно с 15 по 20 января». Но при этом он опасался нежелательных последствий, если в конференции, которую он рассматривал как встречу трех держав, примут участие только американцы и англичане. На следующий день Рузвельт сообщает Черчиллю: «Я задаюсь вопросом о целесообразности поездки в Лондон Маршалла с коллегами до начала конференции, поскольку не хочу, чтобы у Сталина создалось впечатление, что мы до встречи с ним уже все обсудили между собой».

Черчилль, мгновенно перестроившись, занял ту же позицию в отношении Сталина, что и Рузвельт. «Я искренне надеюсь, что вы согласитесь. Нам надо выбрать наилучший момент для мощного нападения на Германию в Европе в 1943 году».

Сталина не удалось убедить приехать на встречу. На оба предложения он ответил, что одобряет идею встречи, определяющую главную линию военной стратегии, и продолжил, что, «однако, к моему огромному сожалению, я не имею возможности покинуть Советский Союз. Ситуация такова, что я даже на один день не могу позволить себе этого…». Кроме того, Черчиллю он написал: «Я ожидаю вашего ответа на прошлое письмо относительно создания второго фронта в Западной Европе весной 1943 года».

В этом же письме он сообщает о последних событиях в ходе битвы под Сталинградом и добавляет, что надеется здесь уничтожить немецкую армию. Попытка немцев вывести из окружения под Сталинградом 6-ю армию полностью провалилась; вся группа армий «Дон» была отброшена так далеко назад, что уже ничем не могла помочь окруженной группировке войск. Даже Гитлер был вынужден согласиться с отступлением немецкой армии на Кавказе.

Президент настоял на присутствии советских представителей, раз уж не удалось уговорить Сталина. Раздраженный постоянными разногласиями между американскими и британскими начальниками штабов, на принятие решения Рузвельт оставил немного времени. Он согласился с тем, что они с Черчиллем должны присутствовать на конференции, даже в отсутствие Сталина. Было бы лучше, считал Рузвельт, если бы Дядя Джо согласился на встречу, предположим, 1 марта, а после этого где-нибудь в Африке могла бы произойти встреча представителей военных штабов трех держав для проведения предварительных переговоров. По сути, Рузвельт уже интересовался у Сталина, не мог бы тот оценить возможность и назначить дату будущей встречи в Северной Африке где-нибудь в начале марта. Сталин вновь повторил, что нынешняя военная обстановка не позволяет ему покинуть Советский Союз ни сейчас, ни в начале марта, и дал понять, что вообще не понимает, о чем может идти речь: британцы и американцы должны выполнить данное ими обещание и открыть весной второй фронт в Европе.