Дом огней - Донато Карризи

подобрать нужных слов. Неловкая попытка все уладить оборачивалась против него.

– Тогда зачем рассказывать об этом Эве?

Вопрос Майи заставил его похолодеть. Но он решил слушать дальше.

– Зачем говорить ей, что ты купил мне книгу, если в конечном итоге не собирался ее отдавать?

Майя продолжала изливать чувства, а Джербер уже думал совсем о другом. Откуда девочка узнала о старинной книге? Сунуть нос в «дефендер» она не могла, поскольку никогда не выходит из дому. И потом, они все время были вместе.

– Эва так и сказала, что я об этом говорил? Именно такими словами?

– Она только сказала, что ты привез для меня книгу, – отвечала Майя. – Но какая разница?

Разница в том, что не я ей об этом сказал, подумал Джербер, но не раскрыл рта.

– Ты права, я поступил нехорошо, – извинился он, покривив душой.

Девушка вроде бы успокоилась. Зато психолог разволновался.

– Мне нужно связаться с матерью Эвы, помоги, пожалуйста, – попросил он, вспомнив, что единственный способ вступить в контакт с Беатриче Онельи Кателани – послать эсэмэс и дождаться ответного звонка. – Я всегда провожу предварительные беседы с родителями, хочу понять, могут ли они предоставить сведения, полезные для терапии, – объяснил он свою просьбу.

Хочешь узнать ребенка – хорошенько изучи его семью. Такой совет часто звучал из уст синьора Б.

– Понимаю; отец Эвы не хочет ничего знать о дочери, – продолжал Джербер. – Но то, что я до сих пор не смог поговорить с матерью, ненормально. – Он поймал себя на том, что старается не задеть чувства единственного, наверное, человека, не считая его самого и синьоры Ваннини, который действительно переживает за Эву.

– Хорошо, – рассудила Майя. – Я отправлю ей сообщение с твоим номером телефона, – заверила она уже почти сердечно.

Джербер переступил порог комнатки с каким-то беспокойным чувством. Дурное это место, снова повторил он про себя. Веселенькие маргаритки на обоях по-прежнему резали глаз.

Эва рисовала за секретером, рядом – стакан молока и те же самые витамины.

– Спорим, ты меня не ждала, – начал он, пытаясь вымученно улыбнуться. Он приехал раньше еще и затем, чтобы нарушить Эвины планы.

На девочке опять было черное платьице и красные бархатные тапки; она едва обернулась, но ничего не сказала. Перед ней был лист бумаги и жестяная коробка, из которой она время от времени выуживала цветные карандаши.

Джербер подошел ближе.

– Можно? – спросил он и склонился над рисунком.

Эва кивнула.

Доктор сделал еще шаг и оказался совсем рядом. На рисунке он увидел себя и Майю: они держались за руки. Интересно, как девочка додумалась до такого: они с Майей никогда так близко не соприкасались. Буйная фантазия, решил Джербер. Естественно, что она так нас видит: пока что мы – ее семья. Пациенты, чьи родители разведены, делают то же самое: рисуют маму и папу так, будто они по-прежнему вместе. Но больше всего гипнотизера поразило вот что: и он, и Майя вышли невероятно похожими. Тут не только изобразительный талант, но и редкая наблюдательность.

Джербер снял плащ, потом вытащил из кармана футляр с метрономом и колоду карт.

– Готова еще раз хорошенько вздремнуть? – спросил он.

Эва заметила карты у него в руке.

– А это зачем?

– Скоро узнаешь, – отвечал он таинственным, сулящим волшебство шепотом.

19

Через пятнадцать минут шторы на окне были задернуты. Эва, растянувшись на кровати под балдахином, глубоко погрузилась в состояние покоя.

Джербер не стал садиться рядом. Он расхаживал по комнате, стараясь не шуметь и не нарушать своими шагами ритм, заданный метрономом.

– Привет, – сказал он, когда почувствовал, что готов к разговору. – Ты ведь тут, правда?

– Привет, – ответил воображаемый друг, голосом Эвы заявляя о своем присутствии. – Ты вчера ушел, а я не закончил рассказывать свою историю.

– Знаю, – покаялся доктор. – Но мне как-то трудно поверить, что ты на самом деле существуешь. Мне кажется, ты всего лишь выдумка Эвы.

Ответа не последовало.

– Мне нужно доказательство, понимаешь?

– У меня их сколько угодно, – возмутился мальчик.

– Верно, – согласился гипнотизер, вспомнив слово «Аримо», авторучку, а теперь еще и книгу, которую он купил Майе в подарок. – Но ты всегда сам решаешь, какие доказательства предоставить. Не хочешь, чтобы тебя описали или нарисовали. И не называешь своего имени.

– Я больше не знаю, как меня зовут, – злобно огрызнулся Эвин дружок.

Никак не отреагировав на этот выпад, Джербер взял колоду карт, которую принес с собой.

– Это особые карты, – пояснил он.

Психолог Карл Зенер создал такую колоду в тридцатых годах. В ней двадцать пять карт, по пять каждой разновидности.

Гипнотизер перечислил их, доставая одну за другой:

– Круг, Крест, Квадрат, Звезда и Волна.

Зенер использовал их, чтобы тестировать людей, которые утверждали, будто они обладают особыми способностями к телепатии и ясновидению: выбирал карту и спрашивал субъекта, что на ней изображено. Испытуемый имел один шанс из пяти, чтобы угадать. Однако по мере того, как испытание продвигалось, его шансы на успех падали. То был со всех точек зрения научный эксперимент, основанный на статистических выкладках. Плакаты Эллери подкинули Джерберу мысль применить эту методику к Эве. Следовало только упростить ее применительно к десятилетней девочке.

– Ну как, сыграешь со мной? – спросил он и начал тасовать колоду.

Ответа не последовало, но Эва заметалась в постели.

Невзирая на ее молчание, Джербер вытащил карту наугад и показал ее пустому стулу возле большого белого шкафа.

– Что тут нарисовано?

Глаза маленькой пациентки были закрыты, и в любом случае с того места, где она лежала, девочка не смогла бы различить изображение волны. Тем временем напряжение нарастало.

Психолог держал карту на виду, не собираясь сдаваться. В его намерения как раз и входило разозлить воображаемого мальчика. Если тот в сердцах причинит Эве боль, значит так или иначе обнаружит свое присутствие.

– Ай! – Девочка отдернула левую руку, будто от удара.

Психолог отложил карту и подошел. Закатал ей рукав. Красная отметина на белоснежной коже. Он полагал, что увидит акт членовредительства, но реальность намного превзошла все его ожидания.

Немедленная психосоматическая реакция, сказал он себе.

Такая бывает, когда сдерживаемая эмоция проявляется на теле пациента. Чаще всего это боли или затрудненное дыхание. Иногда – псориаз или, как в случае Эвы, рефлекторная эритема.

В психиатрии карты Зенера используются, чтобы разоблачить фиктивные личности шизофреников. Но Джербера по-прежнему одолевали сомнения. Бенедетто Эллери говорил о двух путях исследования случая с девочкой. Разумный путь пройден, без особого успеха. Остается второй.

Выслушать.

– Не знаю, хочу ли я дальше слушать твою историю, – проговорил Джербер сурово.

– Я снова сделаю ей больно, – пригрозил