Булавки и приворотное зелье - Саманта Джайлс

Я натянула легинсы, школьную блузку, прихватила флисовую куртку и тихо прокралась вниз, не забыв также туфли и ключ.

—Я думал, ты никогда меня не впустишь, Розмари,— прошептал мне Эди.— Я тут мёрзну…

—Ш-ш-ш, Эди, подожди пока здесь, а я разбужу Лоис.

Я оставила Эди торчать в прихожей и быстро сунула ноги в золотые туфельки для латиноамериканских танцев. И вновь, надев их, я не узнала своих ног, они показались мне чужими. Я слегка потормошила Лоис и шепнула ей на ухо:

—Вставай, приключения начинаются. Ты всё ещё хочешь пойти со мной и с Эди?

Сперва она медленно открыла глаза, а потом как подскочит:

—Уже полночь? У нас будет полночный праздник?

—Нет, ещё не настолько поздно. Надеюсь, скоро ты вернёшься в кровать и к полуночи заснёшь. Надевай вот эти легинсы и джемпер, бери Би, и пойдём.

Я помогла сестре наскоро одеться. В одной руке она сжимала Би, в другой — мою руку; мы крадучись, на цыпочках спустились к Эди.

Мы с Эди прижали пальцы к губам, призывая Лоис молчать, когда Эди принялся ронять камешек в поисках перепада гравитации. Мы стали прямо профессионалами в этом деле: несколько минут, и вот мы уже втроём шепчем:

—Арадия. Арадия. Арадия.

Появилась та дама с Паломой на плече — по крайней мере, я предположила, что это была она, но это не точно, потому что на ней была маска с изображением черепа. Она приподняла маску и рассмеялась.

—Приоделась на Хеллоуин,— сказала она.— Идите, вас ожидают.

Свистящий гул, казалось, объял весь дом. Я была уверена, что он разбудит родителей, но не успели мы опомниться, как уже стояли в тот самом холле, отделанном полированным деревом, перед закруглённой стойкой Арадии.

Я глянула вниз: волшебным образом на моей школьной блузке уже появилась серебряная пентаграмма, как и у Эди на его джемпере. Арадия вышла из-за стойки, пристроила такую же пентаграмму Лоис на её свитер с единорогом и ещё одну, совсем маленькую, прилепила на грудку Би, к восторгу её хозяйки. Она выглядела совершенно несуразно: затянутая в комбинезон-«скелет» и с маской-черепом в придачу — и конечно же, в чёрных туфлях на высочайшей шпильке. Она осмотрела меня с ног до головы в своей надменной манере и вымолвила лишь: «Милые туфли. Хороший педикюр».

Она продефилировала обратно за стойку и слегка чмокнула Палому в лоб.

—Вперёд, Палома,— шепнула она.

Дело известное; я была готова, и Эди тоже. Мы растопырили ноги и руки, чтобы Палома могла осмотреть нас. Бедняжка Лоис не знала, чего ожидать, но она с удивительной ловкостью, будто тренировалась заранее, подпрыгнула, расставив ноги шире плеч, и подняла Би кверху.

Пока Палома проворно сновала вокруг Лоис, ту разбирал смех:

—Рози, мне щекотно. Она меня щекочет.

Я подумала, что, возможно, тут впервые у кого-то была такая реакция и Паломе она явно нравилась. Она закаркала и провела кучу времени, вертясь вокруг Лоис и Би, а затем устроилась у Лоис на голове, отчего ту ещё пуще разобрал смех.

Я беспокоилась, как бы эта скверная птица не наделала там дел, но нет — она деликатно потопталась на макушке Лоис, а затем внезапно спрыгнула и полетела по коридору. Я не была уверена, стоит ли нам полагаться на то, куда ведёт нас Палома. Она могла схитрить и устроить какой-нибудь подвох, но, может, в этот раз она не стала бы морочить нам голову, зная, что нас ждёт Геката.

Лоис пустилась вслед за ней по коридору, думая, что это такая игра. Коридор, казалось, тянулся и тянулся, и я уже и не знала, когда же мы остановимся.

Наконец Палома притормозила перед дверью, которая была покрашена в золотой цвет, с множеством оранжевых и жёлтых кружочков. Она три раза постучалась клювом, ухватила маленький кусочек пресного печеньица Лоис, а затем улетела туда, откуда мы пришли. Произошла чрезвычайно странная вещь. Дверь не открылась в сторону, как нормальная дверь. Она опустилась сверху вниз, как подъёмный мост.

—Ух ты!— воскликнула Лоис с полным ртом печенья.

Когда дверь опустилась, мы увидели перед собой обширный сад. Я говорю «сад», потому что трава была аккуратно подстрижена, а направо и налево вели две дорожки, вымощенные красивым камнем, вдоль которых, указывая путь, стояли свечи на высоких шестах (вроде тех, что вы зажигаете летом, чтобы отогнать комаров).

Когда мы шли по мосту, направляясь в сад, я обернулась и увидела позади нас большой особняк. Он был размером с Букингемский дворец, при этом каждое окно — а их было немало — было прикрыто красивыми занавесками: сквозь некоторые пробивался свет, на каких-то виднелись узоры и рисунки.

Когда мы очутились на траве, подъёмный мост закрылся и стал частью каменной кладки особняка. Впереди, где-то в двухстах метрах от нас, ярко полыхал огромный костёр. Он был окружён невысокой изгородью — наверное, для безопасности, догадалась я.

Нам был слышен возбуждённый гул голосов у костра и музыка, играющая вдалеке.

Я взяла Лоис за руку и ободряюще поинтересовалась:

—Всё хорошо? Тут нечего бояться. Давай разыщем Гекату, ладно?

—Я не боюсь, Рози, но думаю, что Эди мог испугаться.

Я глянула на Эди, который шёл прямо за нами, и, честно говоря, он и впрямь выглядел слегка напуганным.

—Эдс, всё в порядке?

—Да, да, не называй меня Эдс,— пробормотал он, по-прежнему глядя перед собой.— Ладно, давайте разберёмся, что нам надо сделать и зачем мы здесь.— С этими словами Эди вышел вперёд и широко зашагал вдаль, так что нам с Лоис пришлось частично перейти на бег, чтобы за ним угнаться.

Когда мы подошли к костру, то увидели перед собой некое подобие небольшого шатра. Он был чёрным, снаружи его украшали мерцающие луны и звёзды. Шатёр был открыт, его полог поднят, и нам было видно множество людей — они располагались на полу, сидя на подушках. Кто-то танцевал, кто-то болтал и прищёлкивал пальцами в такт музыке.

Мы потихоньку подошли поближе. Я думаю, в те минуты мы ощущали сильнейший мандраж — кроме Лоис, та уже подпрыгивала под бодрую музыку, в которой слышалось что-то джазовое. Тут я заметила слева ансамбль, который включал скрипку, контрабас, саксофон, банджо и певца. Я обратила внимание, что играли они очень хорошо.

И тут кое-что поразило меня, словно удар. Сперва эта странность не сразу дошла до моего сознания. Полагаю, в этом причудливом мире мы были склонны спокойно относиться к диковинам и воспринимать всё как должное. Я уже где-то видела этого певца, и контрабасист казался знакомым, но лишь взглянув на них ещё раз, я осознала, насколько безумна вся эта сцена, потому что там, распевая от души, стояла Мэгги, наша пятнистая кошка, и голос у неё был на зависть Этте Джеймс, известной американской блюзовой певице. А на струнах, с видом самого крутого кота на районе, бренчал наш Боб. Здесь он, конечно же, не выказывал ни малейших признаков припадков. На шее у него красовался красный платок, он притоптывал в такт своей белой лапкой. Он даже крутанул хвостом и слегка махнул им в мою сторону в знак приветствия, когда приметил, что я испуганно на него уставилась. Закончив песню, Мэгги послала нам воздушный поцелуй, и толпа разразилась бешеными аплодисментами и воплями.