Бойтесь своих желаний - Екатерина Орлова

– Я знаю, зачем ты меня привез к себе, – говорю я, глядя на то, как Миша входит в спальню после душа в одних спортивных штанах.

– Ну и зачем же?

Он сбрасывает с плеч полотенце прямо на спинку стула, а я хмурюсь. Сейчас бы мне пригодился командный тон его мамы, который она применяет, когда Миша находится в ванной. Он прослеживает мой взгляд и хватает полотенце.

– Ты как моя мама.

– Только не сравнивай меня с ней, хоть я и очень уважаю ее.

– Так зачем я тебя привез?

– Чтобы заниматься альтернативным сексом. – Я прищуриваюсь. – Добренький такой. Накупил всего, подушками обложил, кино включил, маячишь тут полуголый.

Миша смеется.

– Альтернативным сексом – это сильно, Белочка. – Он подмигивает. – Я бы и рад, но ты бы себя видела.

– В смысле? Я не сексуальная?

Брови Миши подскакивают вверх.

– Ты сексуальна в любом состоянии, но сейчас ты действительно похожа на белочку. С этой прической. – Он крутит пальцами над головой, имитируя мои «рожки» из волос. – Огромными глазюками и набитыми щеками.

– По-твоему, белки не заслуживают секса?

– Не думаю, что самцы белок сильно задаются этим вопросом, но моя Белка точно заслуживает. Только я не думаю, что сегодня это хорошая идея.

– Ты смотри, а то так недалеко и до целибата.

Миша снова смеется и качает головой, направляясь на выход из комнаты.

– Кофе сделать?

– О, да! – выкрикиваю ему в спину. – С ванилью и тем порошочком!

– С порошочком, – фыркает он. – Ох, Улька, подслушал бы кто-то наши разговоры, заинтересовался бы порошочком.

Миша выходит из спальни, а я с довольным лицом закидываю в рот еще одну конфетку. Да, пожалуй, так можно пережить критические дни. А что? Обо мне заботятся, холят, лелеют и балуют. Гладят и целуют мой живот, мнут спинку. Правда, тут у нас проблема. Как массажист, я точно знаю, как и где надо разминать, а потому не могу до конца расслабиться, а еще постоянно мешаю Мише своими замечаниями. Поэтому ему пришлось закинуть мне в рот лакричную конфету и включить «Дневник памяти», чтобы я заткнулась и омывала слезами его потрясающе удобный матрас, пока он пытается расслабить мне спину.

– Вот скажи мне, Белочка, – начинает Миша, всовывая мне в руки чашку с кофе. Третью, между прочим, но без кофеина, – часто у тебя такая фигня?

– Какая? – я вопросительно смотрю на него, не понимая, о чем речь.

– Боли.

Я вздыхаю.

– Каждый месяц, но так по злому уже давно не было.

– Почему у меня такое ощущение, что мы с тобой открываем друг в друге лучшее? – смеется Миша.

– Потому что так и есть, – пожав одним плечом, отвечаю я.

– А что врачи говорят?

– Что надо заняться спортом, должно помочь. Я это и сама знаю.

– А что мешает?

– На зал нет денег, а дома я ленивая попка.

– У моего приятеля есть зал, я сделаю тебе абонемент.

Я долго молча смотрю на Мишу.

– Я вот сейчас не знаю, как к этому относиться.

– А какие варианты? – устраиваясь поудобнее, спрашивает он.

– Я благодарна тебе и в восторге от твоей заботы.

– Пожалуй, на этом и остановимся, – говорит он, подмигивая. – Но мне интересно услышать «но».

– Но, во-первых, у меня такое ощущение, что меня окружают. – Миша кивает, подтверждая мои догадки. Вот же хитрый стервец! – А, во-вторых, у меня ощущение, что мою жизнь пытаются взять под контроль. Ты пытаешься.

Миша подпирает голову ладонью, упершись локтем в матрас и смотрит на меня с улыбкой.

– Твое чутье тебя не подводит.

– Да? – ахаю я в ужасе. – Ого. Миш, мне такое не подходит.

– Уль, ну вот смотри. Окружаю я тебя заботой, потому что ты мне нравишься, я в тебя влюблен. Это возможность выразить тебе мои чувства, показать их. Но я ведь делаю это не только для тебя, но и для себя тоже. Когда человек испытывает чувства, в нем просыпается потребность оберегать. А контроль – это всего лишь часть заботы. Тут главное удержать баланс и не сорваться в тотальный, потому что это уже пасочки.

– Пасочки? – Я хмурюсь.

– Ну да, финиш. Торбец. Как еще объяснить?

– Типа крайняя степень?

– Именно. – Миша щелкает пальцами, а потом тычет в меня указательным, который я тут же перехватываю и сжимаю в ладони. – Так что, Белочка, все тебе подходит, не дури.

Он приподнимается, облокачивается спиной на ворох подушек, а потом вынуждает и меня двигаться. Прижимает к своему боку и, вздохнув, указывает на телевизор.

– Ты сегодня уже плакала над фильмом.

– Нет, это было от того, что массаж ты совсем печальный делаешь.

– Острячка. – Миша щелкает меня по носу. – Давай, может, фантастически-героический фильм?

– Что-то из «Марвел»?

Миша закатывает глаза.

– Мне «DC» больше по душе.

– О, тогда у нас проблемы.

– Отлично. Обожаю спорить с тобой. Начнем прямо сейчас?

– Так будет нечестно, я сейчас в болеющем меньшинстве.

– Нечестно, зато я выиграю.

– Фу таким быть.

Миша смеется и переключает фильмы. Остаток вечера мы проводим за просмотром комедий, которые не имеют ничего общего с предметом наших споров. Уютно устроившись на плече Миши, в какой-то момент посередине фильма я сладко засыпаю. А утром, накормив меня завтраком и дав таблетки, он ведет меня на прогулку, где поит вкусным кофе и снова кормит вредностями. С таким режимом я в рекордно короткие сроки покроюсь прыщами и растолстею. Нужно принимать Мишино предложение пойти в зал, иначе мне не избежать набора веса, к которому я склонна. Но под конец этого дня, наполненного смехом и заботой, я осознаю, что тот контроль, который Миша имеет над моей жизнью, далек от крайней степени. Потому что он не давит, не лишает свободы выбора. Он советуется и прислушивается, а потом наивно полагает, что решение принял сам за нас обоих. Ну-ну.

– И-и-и готово! – победно вскрикивает Оля, отнимая руки от моей головы.

Я кручу ею из стороны в сторону, чтобы оценить старания подруги. Волосы завиты красивыми кольцами и ниспадают на плечи шикарными волнами. Ух, прямо Афродита. Глаза подведены, губы накрашены, щеки оттенены румянами. Я готова. Встаю со стула и заключаю подругу в объятия.

– Ты – лучшая.

– Да знаю, знаю. Иди надевай платье, принц прибудет через несколько минут.

Я быстро ныряю в черное вечернее платье в пол, обуваю новехонькие туфли, которые по бешеной скидке мне помогла купить Оля, и кручусь перед зеркалом.