Господин изобретатель - Анатолий Подшивалов

– Сашенька, милый, что же с тобой стало, а где волосы твои?

– Лизонька, ты только не плачь, вырастут волосы, все будет хорошо. Прошлого не вернешь, а надо жить дальше.

Но Лиза продолжала плакать, мы с дедом ее утешали, я попросил Агашу, чтобы пришла сестра милосердия с успокаивающими каплями, лучше валерьяной (а то принесет популярный здесь лауданум, кто знает, что опий сделает с больной головой несчастной Лизы). Пришла сестра, но капель не принесла, а вместе с Агашей увели Лизу с собой.

Я спросил деда, как Лиза, ответил, что она часто плачет, но понимает, кто она и где, всех узнает. То есть она не сумасшедшая, а просто человек в глубоком горе. Она живет у деда в доме, что делать с аптекой и квартирой, пока не ясно, но, скорее всего, их придется продать, потому что она наотрез отказалась даже поехать туда. Дед хочет, чтобы она жила в его доме, ведь рядом с родным человеком горе легче превозмочь. Он, как может, выхаживает ее, к ней привозят докторов, вот один немец сейчас предлагает электричество.

– Дед, гони этого немца в шею – это шарлатан. Лизе надо хорошо питаться и больше гулять, надо, чтобы ее кто-то сопровождал и разговаривал с ней, может, в театр вывезти ее, хорошую музыку послушать. Хотя я понимаю, что она в трауре и год будет его соблюдать, но как-то надо ее отвлечь от тяжелых мыслей. Главное, чтобы она не замыкалась в себе, этак и до депрессии рукой подать (хотя она у нее сейчас уже есть). Да, пока Лиза не вернулась, ничего нового от ротмистра нет?

– Как нет – жандарм, оказывается, перед выпиской из лечебницы был у нее и показания под роспись снял, крапивное семя! Я не успел еще за Лизой приехать, а местный докторишка потом оправдывался, что, мол, он разрешил, так как, выписывая ее из лечебницы, он считает ее дееспособным человеком и не мог отказать должностному лицу на службе.

– И что она ему сказала?

– Ответила, что все рассказала, что помнила – как было, а потом расплакалась, ну я и не стал дальше выспрашивать.

Тут наш разговор окончился, потому что вернулась Агаша, ведя Лизу под локоток. Лиза успокоилась, даже улыбнулась мне. Мы поговорили о том, о сем, о погоде и прочих ничего не значащих мелочах. Потом дед с Лизой уехали.

Значит, ротмистр допросил Лизу до встречи со мной, чтобы я не мог на нее повлиять. Что же, понятно, я бы тоже так поступил, будь я жандарм. Это, конечно, неэтично допрашивать не совсем здорового человека, пусть психиатр и признал его трижды дееспособным. Но ротмистр действует как машина, хорошая, впрочем, машина, в чем я успел убедиться. Человеческих чувств к подозреваемым у него, видимо, нет, а как тогда этот робот ведет себя с подследственными? Бр-р-р, даже представлять не хочется.

Подумай про черта – он тут как тут. На следующий день появился ротмистр. Сделал мне комплимент, что я бодро выгляжу и иду на поправку.

– Благодарю вас, Сергей Семенович, – ответил я. – Мне многие так говорят.

– Александр Павлович, я слышал, к вам тетушка приезжала, – сказал ротмистр. – Как вы находите ее состояние?

– Елизавета Ивановна, конечно, выглядит неважно, но ум у нее ясный. – Я насторожился, жандарм ловит меня на том, не признаю ли я Лизу душевнобольной и не начну ли ее оговаривать.

– Я тоже считаю, что она вполне дееспособна и сохранила ясный ум и память. Она вам что-нибудь рассказала из обстоятельств той злосчастной ночи?

– Нет, я и Иван Петрович не стали бередить свежие раны, мы просто поговорили о всяких незначащих вещах, о погоде, и она с дедом уехали. – Я обратил внимание, что ротмистр ничего не записывает за мной, что же, это хороший знак. Или просто отвлекает внимание, чтобы задать главный вопрос.

– Скажите, Александр Павлович, а Генрих фон Циммер был доволен работой у вас? Вы с ним никогда не ссорились?

– Сергей Семенович, если я скажу, что у нас никогда не возникало споров по работе и была лишь тишь, гладь и божья благодать, то я солгу. Конечно, у нас были научные споры, когда-то он признавал мою правоту, когда-то я – его. Но на личные отношения или финансовые претензии наши споры никогда не распространялись, – ответил я, глядя в глаза жандарму. – Генрих получал половину от всех доходов нашей лаборатории, после расчетов с наемными сотрудниками и оплаты материалов. То есть деньги у нас были поровну.

Тут ротмистр достал из портфеля лист бумаги, чернильницу с завинчивающейся крышкой и перо, сказав:

– Александр Павлович, с вашего позволения, я зафиксирую ваш ответ, – и он стал писать на листе убористым почерком, без завитушек и виньеток, ничего лишнего.

А ведь он подозревает меня, что же, нанесем упреждающий удар.

– Сергей Семенович, вы подозреваете меня в смерти Генриха? – спросил я, улучив минуту. – По каким же мотивам, позвольте вас спросить. К чему опять весь этот протокол?

– Бог с вами, Александр Павлович! – Ротмистр прекратил писать. – Я всего лишь зафиксировал ваш ответ. У меня нет причин подозревать вас после разговора с Елизаветой Ивановной, но есть определенный порядок ведения следствия. Прочтите и подпишите свой ответ. – Видимо, жандарм заподозрил, что я не удовлетворен ответом, поэтому продолжил: – Я как раз хотел порадовать вас, Александр Павлович, – ротмистр закончил писать протокол. – Принято решение передать ваш «Желтый солнечный» для испытаний в Михайловскую артиллерийскую академию. Вы же этого хотели сами?

– Да, конечно, я рад этому! – Вот это номер, подумал я. – А кто будет изготавливать взрывчатку и проводить испытания?

– Лаборатория Академии изготовит, а взрывотехники проверят на полигоне, что вы там наизобретали, – ротмистр испытующе посмотрел, как я отреагирую. – Там лучшие специалисты в Империи по этому профилю.

– Когда начнутся работы по синтезу взрывчатки и снаряжению боеприпасов, а также смогу ли я в них участвовать? Дело в том, что я не уверен, что все сделают правильно и должным образом произведут и подготовят заряды для испытаний, – я попытался убедить ротмистра. – Мне нужно обязательно смотреть, так сказать, осуществлять авторский надзор.

Тут дверь открылась, и на пороге появился дед. Как обычно, перекрестился и поклонился иконе. Я заметил у него перевязанную лентой стопку книг и журналов.

Ротмистр вскочил, как при появлении генерала, впрочем, мой дед и был генералом от бизнеса, но скорее всего, это была всего лишь дань вежливости и уважения пожилому человеку, поскольку Сергей Семенович пододвинул деду стул и стоял, пока он не сел, а потом взял из угла второй стул для себя.

– Иван Петрович, я выясняю некоторые подробности дела, – ответил ротмистр на вопросительный взгляд деда, – но мы сейчас закончим.

– Дед, Сергей Семенович принес отличную весть – в Михайловской академии проведут синтез и испытания нашего «Желтого солнечного» и его пригодность для военного дела, – добавил я. – Но я бы хотел сказать, что, поскольку Генриха нет, надо попросить привлечь Дмитрия Ивановича Менделеева, который является профессором химии Санкт-Петербургского университета и членом-корреспондентом Академии наук. Дмитрий Иванович – выдающийся химик, светило нашей науки и сейчас занимается как раз взрывчатыми веществами.