Неизвестный Есенин. В плену у Бениславской - Сергей Зинин

Пришлось Галине рассказать Кате, что она действительно работала в контролирующей организации, но занималась проверкой только экономических нарушений, что она из этой организации добровольно уволилась и никогда никакого отношения к работе чекистов не имела. А сплетники стараются только поссорить ее с Сергеем. После разъяснения Екатерина успокоилась.

Есенин чаще пил с людьми случайными, приехавшими в столицу по разным делам, но пытавшимися встретиться со знаменитым скандальным поэтом, чтобы потом об этом рассказать по приезде у себя дома. В глазах Бениславской такое окружение Есенина еще можно было терпеть. Раздражение и гнев у нее вызывали знакомые Есенина, которые целенаправленно спаивали его, играя на тщеславии поэта.

Таким, по ее убеждению, был Семен Борисович. Борисов, хотя настоящая фамилия была у него Шерн и отчество Борухович.

Журналист по профессии, С. Борисов быстро сходился с людьми. С Есениным познакомился в 1920 г., но активное общение началось после возвращения поэта из зарубежной поездки. С. Борисов работал в газете «Известия», при встрече предложил Есенину написать несколько очерков о своих впечатлениях. Познакомил поэта с секретарем газеты «Известия», где вскоре и был опубликован есенинский очерк «Железный Миргород». Борисов высоко отзывался о «Москве кабацкой» еще до публикации книги. После вечера в Политехническом музее 21 августа 1923 г. он в статье «Вечер Есенина» («Известия ВЦИК», 1923, 23 августа) о есенинской поэзии писал: «… в первом цикле — «Москва кабацкая» — несмотря на жалость поэта к этой умирающей Москве, которую Октябрь выбросил за борт истории, чувствуется новая большая струя в поэзии Есенина. Сила языка и образа оставляет за собой далеко позади родственную ему по романтизму поэзию Блока. В лирике Есенина былая любовь к старой нищей России сменилась близостью к городу и его индустрии и каменным громадам».

В августе 1923 года на подаренном С. Борисову фотопортрете С. Есенин написал: «Милому Сене с любовью С. Есенин». Ему же был отдан текст написанной в 1923 году автобиографии, которую С. Борисов опубликовал вместе со своими воспоминаниями в 1926 году в журнале «Красная нива».

С. Есенин с компании с С. Борисовым бывал в различных местах Москвы кабацкой: проводили шумные попойки, встречались с проститутками, ночевали у цыган. Бениславская старалась убедить С. Борисова, что Есенину нельзя пить, но он отмалчивался или же иногда раздраженно отмахивался, стараясь при удобном случае затащить поэта в кабак и пригласить «к девочкам». «Как и все, он знал установившийся порядок, — вспоминала Галина Бениславская, — если втянуть Сергея Александровича в компанию, то все оплачивает он: вино, извозчики и даже «девочки» — все за его счет. Сергей Александрович сам иногда рассказывал, как приятели подбивали его пойти к проституткам, прекрасно зная, что проституток он боялся, как чумы. Ему казалось, что они все, все до единой, больны и, в случае чего, они неизбежно наградят его тем же. Поэтому ни трезвый, ни пьяный он никогда не мог решиться на это — страх преодолевал все. Но приятелям было важно, чтобы Сергей Александрович был в компании лишь для того, чтобы он расплачивался».

Но С. Борисов общался с Есениным от случая к случаю. Были и такие, которые крутились возле Есенина чуть ли ни круглосуточно. К ним относился Иосиф Аксельрод, которого в 1921 году Есенин и Мариенгоф приняли уборщиком в свой Книжный магазин на Никитской. Затем Иосиф перешел работать в 3-ю типографию «Транспечати». С. Есенин часто обращался к его услугам, о чем свидетельствуют сделанные им записи домашнего и служебного телефонов Аксельрода.

Особенно рьяно Аксельрод опекал поэта после его приезда в Москву из заграничной поездки летом 1923 г. О том, что он умел находить слабые струнки в душе поэта, Бениславская убеждалась неоднократно. Запомнился ей один случай, когда она не смогла вырвать Сергея из цепких рук его друзей.

Она уже выходила с Сергеем из кафе поздно ночью, как подлетел И. Аксельрод с друзьями и начали усиленно уговаривать Есенина пойти в ночное кафе «Странствующий энтузиаст», которое было открыто недавно в Леонтьевском переулке знакомым Есенина петроградцем Б. К. Прониным.

Услышав имя своего знакомого, С. Есенин тут же сорвался с места.

— Сергей Александрович, куда же вы, а домой? — спросила с надеждой Бениславская.

— Сейчас, сейчас. Я сейчас, — отмахивался поэт, догоняя своих друзей.

Галина поняла, что ее специально не приглашают, чтобы она ушла домой одна. Не на такую напали. И как бы быстро ни шли мужчины, она успевала их догонять. У самого входа в кафе «Странствующий энтузиаст» Есенин вдруг опомнился. Он пьяным голосом начал спрашивать стоявших рядом:

— Где же Галя? Галя где?

Чтобы его успокоить, ему показали Бениславскую, а затем подхватили под руки и увели в помещение, оставив девушку одну на улице.

«Трудно передать мое самочувствие, — писала Г. Бениславская. — Непривычная к этим трущобам, одна среди полупьяных и совсем пьяных, наглых, сальных физиономий. Наконец вошла в комнату, куда увели Сергея Александровича. Села с краю у стола, решив, что ни в коем случае не убегу. Попробовал кто-то меня угостить вином, но я его поблагодарила с таким видом, что всякое желание угощать прошло. Сергей Александрович, стоя за другим концом стола, городит какую-то пьяную чушь, с выкриками, слезами, «бия себя в грудь». Никто его не понимает, но следят за ним с интересом, как смотрят обычно на «рыжего» в цирке. До чего ж мне хотелось всем им морды набить (таких только бить надо, более культурных методов воздействия они не почувствуют) за то, что Есенин для них паяц, и только. Поили его со всех сторон. Вдруг Сергей Александрович встревоженно поднимается: «Галя, где Галя?» Подхожу. «Мне надо ехать домой. Иначе мозг кончится, кончится здесь (показывает на голову). Вы не отходите, сейчас пойдем домой». Но, дойдя до раздевальни, мне пришлось быть свидетельницей разговора, при воспоминании о котором меня до сих пор тошнит. Подходит какой-то тип: «А, Сережа, как ты? Пойдем к…». Сергей Александрович отнекивается. «Чего ж «нет»? Что, у тебя стоИт? Знаешь, у меня стоИт, да как еще». И Сергей Александрович, который мог часами матерщинить, закорчился от такой циничности, смущенно отвечает: «Да, у меня тоже, все время, Ну, пока, пока». Так в школе неразвращенные мальчики, боясь быть поднятыми на смех, стараются не отставать от более опытных, похабных разговоров и прочего».

Есенин с первых встреч стал доказывать Бениславской, что он пьет потому, что ему нужно успокоиться, нужна разрядка. Его не смущали случайные знакомые в пивных, он легко вступал в перепалки, мог себя отстоять в завязавшейся по разным причинам драке. Галине приходилось быть свидетельницей подобных ситуаций. Однажды Есенин предложил ей пойти в ночную чайную. Никакие уговоры Бениславской он и слышать не хотел. Пригрозил, что если она с ним не пойдет, то он отправится один.

Наняли извозчика. Всю дорогу Галина думала, что эта поездка ничего хорошего не предвещает. Она была наслышана о ночных чайных. Ничего хорошего о них друзья не говорили.

В чайной все столики были заняты. Есенин решил выпить бутылку пива у стойки. Недалеко от Гали освободилось место. Мужчина, очень похожий внешне на цыгана, без всякого умысла предложил Бениславской присесть на свободный стул. Подошедший Есенин усмотрел в этом что-то обидное, бросил резкое замечание мужчине. Похожий на цыгана сорвался с места и угрожающе заорал: