Перехватчик - Василий Головачев

Разговор зашел о политике.

Говорил больше толстяк, другой пассажир вставлял иногда редкое слово и слушал, поглядывая на Матвея черными, блестящими, как маслины, глазами.

– Сегодня серьезная опасность исходит не от шпаны, – горячился толстяк, расслабляя галстук, – малюющей свастику на стенах и заборах, делающей себе соответствующие татуировки, и не от утонченных околофашистских интеллигентов. Такая жалкая тусовка была и будет всегда. Политического значения вся эта маргинальная компания не имеет, политической погоды эта публика не делает. Опасно иное. Экстремисты прекрасно чувствуют, что время работает против них. Стабильность означает их исчезновение с политической сцены, поэтому им необходимы кризисы, революции, потрясения. И ради создания условий для этого они пойдут на все.

– Разве им нельзя помешать? – низким голосом спокойно спросил черноволосый.

– А кто им способен помешать? Президент? Он ищет опору, которой у него до сих пор нет, и, если понадобится, уцепится за любой спасательный круг, кто бы его ни бросил. Премьер? У него свой круг приоритетов, и он также пойдет на сговор с любым дьяволом, чтобы остаться у кормила власти. Дума? Депутаты озабочены лишь одним: сохранением своих кресел и привилегий, которые эти кресла дают.

– Невысокого вы, однако, мнения о депутатах.

Фыркнув, толстяк глянул на Матвея.

– Спросите у этого молодого человека, какого он мнения о них. Вас как зовут?

Матвей назвал себя.

– А меня Егор Феоктистович.

Черноволосый и в самом деле оказался узбеком, у него было звучное имя. Вахид Тожиевич Самандар. И, как оказалось, он был директором МИЦБИ – Международного исследовательского центра боевых искусств. Толстяк же работал экспертом-экономистом в другом международном институте – стратегических исследований.

– Депутаты! – фыркнул Егор Феоктистович. – Парламентарии, так сказать, представители народа, мать вашу. Если бы вы знали, сколько среди них мерзавцев! Хотите общую характеристику? Извольте. Во-первых, все они, как старые кокетки, заигрывают с народом, обещая то, чего и сами через день не вспомнят. Во-вторых, обожают цацки – машины, дачи, видеотехнику, мебель. В-третьих, падки на популизм, любят лесть, комплименты, презентации и фуршеты, обожают целоваться, клясться друг другу в верности и любви, хотят нравиться всем, завидуют успеху других А, да что говорить, – Толстяк-эксперт махнул рукой. – Клейма ставить негде!

– Но, видно, мы достойны таких правителей, – мягко улыбнулся Вахид Тожиевич. – Избираем-то их по своему образу и подобию.

В дальнейшем разговоре Матвей не участвовал, хотя его забавляла горячность Егора Феоктистовича, основательно осведомленного о жизни депутатов и правительственных чиновников. Явилось ощущение, что встреча с этими людьми в поезде неслучайна. Но, поскольку непосредственной опасности они не представляли, Матвей переключил свое внимание на внутреннее созерцание, ловя изредка внимательные взгляды узбека. Этот человек был явно неординарен, нестандартен, однако не спешил выказывать свою осведомленность и оригинальность, предпочитая слушать, оценивать и взвешивать каждое свое слово.

Оба сошли в Вологде, пожелали друг другу удачи и разошлись в разные стороны: Самандар – на привокзальную площадь, Соболев – к автовокзалу. Но у него сложилось убеждение, что они еще встретятся.

В первом часу дня Матвей прибыл в бывший колхоз «Новый завет», теперь – АО «Процветание». Погода стояла почти летняя, облачка в небе не портили его голубизны, солнце жарило вовсю, ветер приносил с полей запахи трав, и Матвей забалдел, как от хмельного напитка, снова пережив внутренний подъем и грусть по давно ушедшим дням юности.

Ряд фермерских усадеб в селе Старом на первый взгляд не претерпел изменений, но, увидев заколоченные ставни в двух домах, Матвей понял, что фермеры не выдерживают гонок на выживание с АО «Процветание». У бывшего колхоза прав и связей в агроверхах было несравненно больше, а сила, как известно, и солому ломит.

Леонид Нестеров возился на скотном дворе, небритый, похудевший, злой, и у Соболева в душе даже шевельнулась жалость к нему, однако он помнил, что во всей истории с сестрой муж ее едва ли не павный виновник всего случившегося. Приезду шурина Нестеров не то чтобы сильно обрадовался, но при его появлении несколько оживился.

Дети были дома, играли без обычной возни и шума, однако, не в пример отцу, встретили дядьку с восторгом, тем более что он привез племяннику приставку «кенди» к телевизору, а племяннице набор бижутерии. После общего чаепития мужчины уединились в горнице, и Леонид принялся за рассказ.

Шаг за шагом перед Матвеем разворачивался процесс травли фермеров, в том числе и семьи сестры, Нестеровых, направляемый бессменным председателем колхоза «Новый завет», а потом президентом акционерного общества «Процветание» Антоном Сергеевичем Дурбанем и его подручными, среди которых был и небезызвестный Соболеву инспектор Константин Кириллович Шавло.

Картина вырисовывалась нерадостная.

После тихой драки Матвея с местной властью дела у Нестеровых вроде бы пошли на лад. В течение полугода никто ничего у них не крал, никто не ставил палки в колеса, не зажимал кредиты, не задерживал выплаты денег за сданные сельхозсырье и продукты. Но потом, видно, не дождавшись обещанной Матвеем проверки деятельности колхозных «госарбайтеров», успешно превратив колхоз в акционерное общество открытого типа, Дурбань решил додавить несговорчивых и нашел хитрый ход: сделать это руками сельчан, недовольных заработками фермеров.

В селе Старом этих людей знали по кличкам – Шпана, Мокрый, Бегемот, Дубина, Мост, Капитан… Вечные нахлебники и алкаши, готовые за пол-литра на что угодно. Единственное, что они умели, – это крутить баранку грузовика или трактора. Зато амбиций больше, чем у любого уважающего себя мастера. Вот с такими-то людьми и пришлось работать сестре Лиде, когда потребовалось привлекать сезонных рабочих. Двух она наняла водителями своего грузовичка «Бурлак», который Нестеровы купили еще весной, а двое других колупались на скотном дворе, ежедневно требуя выпивку.

Чем их купил Дурбань, догадаться было несложно. Однако начали мужички пропадать с грузовиком и трактором по несколько дней, подрабатывая на стороне. Лида стала требовать с них плату за эксплуатацию машины, и получился первый конфликт. В колхозе ведь как: стоит трактор – садись и зарабатывай деньги, никто не спросит, по какому праву ты это делаешь – «все кругом колхозное, все кругом мое». Какая там еще плата? Так Лиде и сказал директор АО, прекрасно понимая, что пришли новые времена и за все надо платить.

Привыкли в Старом и к другому «коммунистическому» принципу: если ты что-то заработал – поделись с соседями или ставь по крайней мере бутылку. Правда, с начала девяностых годов этот принцип работать перестал, но директор – президент АО – решил его возродить. И зачастили к Нестеровым «новые люмпены», любители дармовщинки, требуя за каждый, хоть и небольшой, успех фермерской семьи бутылку за бутылкой. Лида не давала, они злились, портили технику, отравили собаку…