Дары инопланетных Богов - Лариса Кольцова

носа сегодня не суй. У вас очень мудрые правила для людей — ходить всегда с закрытыми волосами, в головных уборах, шапочках и просто накидках на голове. Волосы и кожа человека прямых лучей светила не любят, вопреки устойчивым байкам о пользе ультрафиолета. Так что на оставшиеся деньги купишь мне шапочку, какую носят все ваши почтенные и умные горожане.

— Аристократическую? Она очень дорого стоит.

— На какую хватит. И поглубже в объёме, а то у меня, видишь, какой большой резервуар для мыслей.

— Умных? — Нэя почтительно прикоснулась ко лбу Франка, абсолютно лишённому морщин.

— Если субъективно, очень умных. А если объективно, не уверен.

— Могу сказать с убеждённостью, что ваши мысли добрые. Значит и умные.

Прощения не жди!

Создав обширную волну и стремительно удаляясь к середине озера, доктор оставил её одну. Он как-то почувствовал, что утомил её, перенасытил своим общением. Купаясь, Нэя увидела, что Рудольф стоит на холме в зарослях. Странно, но ей уже нравилось его присутствие поблизости, и было бы совсем уныло, не будь его тут. Она бы просто оделась и ушла к себе, поскольку купание среди других и незнакомых людей её сковывало. А тут возник повод, чтобы остаться. Она умышленно провоцировала Рудольфа, зная собственную недосягаемость для него в данный момент, и радовалась собственной игре. Вокруг неё на мелководье купались дети. Им не было до неё и дела, в отличие от «Чёрного Владыки», следящего за ней. Но был ли Рудольф Чёрным Владыкой, она уже не была столь уверена. И Хагор уж точно под маской Чёрного Владыки скрываться не мог…

Рудольф же говорил, что Хагор бесполое и больное существо, а Чёрный Владыка обладал подавляющей и чудовищной силой. Сугубо мужской…

Рудольф думал, что скрыт кустарником, высота которого превышала его рост, а она отлично его видела. Как он смешон в своей косынке на бритой голове, каким растерянным стоял перед ней на дорожке, встретив её с доктором. Не ожидал, что настолько быстро она затеет дружбу с кем-то и ещё. Нэя приподняла узкую и короткую сорочку, в которой и купалась, вытряхивая песок, и полностью обнажив грудь. Являя её тому, кого доктор называет Вендом. Венду, против неё сейчас бессильному. Она погладила свою грудь нежно и бережно, играя, что млеет от его нескрываемого любования, дразня и делая вид, что стряхивает песок с кожи. Он не сводил глаз с неё, впитывая в себя её бесстыдное шоу, ему и предназначенное.

— Ты опять проголодался, мой зверёныш? Но всё это тебе уже не принадлежит.

Дети не обращали на Нэю внимания, занятые своей вознёй, и только одна мамаша стрельнула в Нэю строгим взглядом, с явным осуждением, но Нэя сделала вид, что изучает себя на предмет обнаружения кровососов, которые водились в воде. Она расправила плечи, азартно подняв грудь ещё выше, остриями сосков нацелившись ему в глаза. Но он улыбался с очевидным одобрением её игры, и даже поцеловал свои пальцы и послал ей воздушный поцелуй. Она изобразила жест отбрасывания этих поцелуев кистями рук, после чего вытянула руки кверху и опустила вниз сорочку, заменявшую купальник, которого не было. Отвернувшись от него, она нагнулась для игры с маленькой девочкой, посылая мысленно своё презрение тому, что он там себе думает на её счёт. Игра с милым ребёнком развеселила по-настоящему, и уже не было дела до стоящего в отдалении Рудольфа.

Стало удивительно хорошо и спокойно. В голове не толкались и не теснились болезненные мысли. Препараты доктора уже действовали. Нэя, искренне забыв об окружающих, пошла вдоль берега по мелководью туда, где было несколько глубже. В маленькой, огороженной береговым кустарником, бухте она играла в воде. Вода казалась живой и ласковой, будто она была водной плотью и обнимала её всю, и Нэя радостно позволяла упругой и безличной душе озера трогать себя и смывать горькие воспоминания. Её смех звонким колокольчиком разбивался о зелёные волны и вплетался в серебряную рябь, отражённого водной поверхностью небесного светила. Ей стало невероятно легко. Она подняла руки и, убирая со спины намокшие, заплетённые и отяжелевшие волосы, казалась самой себе девочкой как в детстве. И такой она выглядела со стороны. Уже не видя, как жадно её поглощают две пары мужских глаз, — вернувшегося после заплыва доктора и Рудольфа, стоящего чуть в отдалении на высоком берегу. Возникший рядом с Франком Антон помахал ей рукой, пребывая в своём стабильно-хорошем настроении, не испытывая к ней никаких обострённых чувств…

Вспомнив свою игру в озере, Нэя повеселела. Но жаль было туфельки. Если Антон их не принесёт, то надо идти самой. Туфли дорогие. Только кому нужны её изыски и продуманность облика? Стало ей лучше жить от этого? Перестала она быть одинокой? Любит её кто? Никому она не нужна как жена, как женщина на будущее. Доктор? Но какие у него действительные планы насчёт неё? Это его неожиданное предложение подарить ей домик у реки, где она может укрыться от Рудольфа и где, если пожелает, они будут вместе, а нет — то и не надо. Он всё равно её друг. Доктору не важны её туфли, её наряды, похожие на те, которые носят в Надмирных селениях небесные души, как хвалила её одна благодарная клиентка.

Последнее время у неё пропал аппетит, а вот после загадочной капельки, данной доктором, вдруг захотелось есть. Исчезал душевный отёк, и она почти видела внутренним оком, как даже в её внутренности возвращается розовая перламутровая чистота и нежность. Словно она девушка, не познавшая любви. Одна лишь любовь даёт преображение и женщине, и мужчине. Без любви это игрища животных. Только распутных людей с природными животными не сравнить, настолько они вне природы. А звери — они лишь покорные дети природы, её вечные функции, данные ей Творцом и не имеющие моральной или эстетической человеческой оценки. Человек же, он всегда подлежит оценке другого человека, в чём он и видит отражение своего личного существования.

«Нет», — думала Нэя, — «ни доктор, ни Антон уже не нужны. Не нужен никто. Никогда». Она сумеет наложить замок — печать на то, что сотворил в ней Надмирный Свет, не объяснив причину своего творения, почему такой сотворил? Почему постыдной? Той самой, в отличие от животных тщательно спрятанной части всякого нормального человека, если он не безумец или неразвитый дикарь. То, что желает постыдного и не всегда подчиняется уму. Половое влечение человека как будто всегда поперёк этого самого ума. Бабушка объясняла, что видеть тайны женщины имеют право только глаза любящего мужчины, не считая, конечно, врача, но врач