По ту сторону кровати - Аликс Жиро де л’Эн

Он бросил ракетку и побежал отвечать на вызов, а Пьер завопил вслед (к счастью, рак горла еще не поразил голосовых связок журналиста):

— С ума сошел или как? Это же был мой мяч!!!

— Иди ты, Пьеро, — пока еще мирно отозвался Марсиак. — Я жду очень важного звонка от клиентки!

— Слушай, хватит уже делать вид, что ты по макушку в работе! Да что с тобой такое — маникюрша задерживается, что ли?

— Пошел бы ты!.. — сорвался-таки Юго, но тут же, взяв трубку, заворковал: — Слушаю, мадам Монтей! Да-да-да, это Юго Марсиак. Какая радость снова слышать ваш голос! Ну, так что же нам сказал наш муженек по поводу «Кусочка лазури»? Ах, ему нравится, он в восторге! В добрый час! Нет-нет, не беспокойтесь, как найдете время — так и подпишете чек… Я же понимаю, как живется, когда на тебе и дом, и дети, да-да-да, совершенно ни минуты для себя!.. Что вы говорите? Муж сказал, что совсем не так уж дорого? Вот это и есть по-настоящему влюбленный мужчина! Но это справедливо, мадам Монтей, вы этого достойны! И вы знаете, с ценой можно уладить дело так: пусть ваш муж припишет еще нолик, ха-ха-ха!

Наконец, поздравив клиентку с тем, какой у нее замечательный вкус и какой замечательный муж, Юго отсоединился.

Пьер сидел на земле и смотрел на лучшего друга, выражение лица у него было странным, на нем одновременно читались зачарованность и отвращение, точь-в-точь с таким мальчишки изучают центральный разворот журнала «Плейбой».

— Слушай, а что она собой представляет, эта тетка?

— Возраст не определить, весу килограммов эдак семьдесят пять, но, знаешь, милая и очень занятная.

— Интере-е-есно, а ты сам себя слышишь? «Так что же нам сказал наш муженек по поводу „Кусочка лазури“? Сю-сю-сю, сю-сю-сю…» Ты говорил с ней, как… как педик, причем пассивный!

— Да ты же ничего не понял! Надо научиться вызывать к себе симпатию, если хочешь что-то продать… им, этим… И потом, кому-кому, но только не тебе говорить о педиках! Сам-то целые дни подсматриваешь в щелку за регбистами под душем: надо же заполучить информацию для своих газетенок! Сейчас все объясню. Сегодня у меня родилась идея — давать клиенткам, которых мы хорошо знаем, украшения напрокат. Это означает для них возможность выбора — они попробуют поносить наши безделушки, а за это время подумают и решат, покупать или не стоит. Мадам Монтей — мой первый успех. Можно я позвоню твоей жене и скажу ей?

— Конечно нет! У нас же счет 40:15!

Выиграв матч, счастливый Юго позвонил Софи. В последнее время они стали очень близки. О нет, пожалуйста, без двусмысленностей! Это была дружба, только дружба, мужская дружба — мог бы сказать Юго два месяца назад, пока не оценил, насколько приятнее видеть изящные лодыжки Софи, чем поросшие шерстью ножищи Пьеро.

Они были знакомы десять лет, но — странное дело! — супруги держали их на почтительном расстоянии друг от друга. Раньше если Софи звонила Марсиакам, то сразу звала к телефону Ариану. То есть звонила только ей. В глазах молодой женщины Юго не был самостоятельной личностью, индивидуумом, — его гражданский статус формулировался, скорее всего, так: «муж-моей-лучшей-подруги». Он не существовал по отдельности, он был концептом, функцией, абстрактным, немного ирреальным понятием, бесплотной тенью, имеющей отношение к огромной подгруппе людей под названием «чужие мужики». Да и Юго, со своей стороны, замечал Софи только тогда, когда они встречались все вчетвером, — она была членом компании, женой Пьеро и подругой Арианы, она казалась ему сразу и своей в доску, и какой-то расплывчатой, туманной, словно находилась за мутным стеклом… А за эти несколько недель им удалось получше познакомиться, и Софи с удивлением открыла в Юго прямоту и бесхитростность, «он рассудочен до безрассудства», сказала бы она, если бы понадобилось определение. Когда она восклицала: «Ну послушай, нельзя же торговать украшениями с таким выражением лица! Не бери ты в голову глупостей и прекрати угрызаться!» — он отвечал: «Во мне течет протестантская кровь, тебе этого не понять…» И она действительно не понимала. А он был тронут тем, как эта женщина умела слушать. Продав с помощью советов Момо колье из коллекции «Пупупупсик», он пришел поговорить с ней. А когда рассказал, как ему неловко, как ему противно охмурять клиенток, она расхохоталась: «Да ты что! Никто тут никого не охмуряет!»

— Юго, ты что, и впрямь считаешь, что все женщины — дурочки? Нет, никакие мы не дурочки! Клиентки возьмут у тебя только то, что им нравится, что им идет, и только то, на что у них хватит денег, о чем тут волноваться? Твой эстрадный номер — как подарочная упаковка, как бонус к этой безделушке. Кончай есть себя поедом, никого ты не охмуряешь! Если раньше они ничего у тебя не хотели брать, то только потому, что ты лишал их этой «подарочной упаковки», да кто же станет раскошеливаться, видя перед собой чурбана? Ты был… — как это сказать? — антисексуален, пожалуй, так. И на самом деле это ты даешь себя поиметь, думая, что водишь их за нос.

В голове Юго замерцал маячок — «легкомыслие»! Так вот оно что такое — пресловутое женское легкомыслие! Нечто вроде безмолвного сговора: немножко несерьезности и непостоянства, чуть-чуть смелости и непринужденности и довольно много хитрости. Уловки, уловки, уловки… Он почувствовал облегчение. Теперь он без всяких колебаний говорил с Софи, обсуждал с ней свои проблемы. А она регулярно напоминала ему: «Твой девиз — веселье! Веселись, Юго, веселись! Если ты не забавляешься, занимаясь нашим делом, ты пропал!» Покончив с теннисом, он добрых десять минут болтал с Софи по телефону, после чего признался ей:

— Странно… Когда мадам Монтей сказала, что украшения вовсе не дороги, мне показалось, что тут есть над чем поработать… В чем покопаться, так сказать… Еще подумаю сегодня вечером, а завтра обсудим, да? А кстати, что ты сегодня готовишь на ужин? Артишоки? Отличная идея! Скажи, ты кладешь горчицу в соус для артишоков?

За дверью дома № 12 по улице Веселого Зяблика он обнаружил гудящий улей. Ариана, успевшая вернуться с работы, с чем-то возилась на кухне. Он накануне все разложил по местам и теперь постарался сразу же отогнать от себя мысль о том, какой бардак воцарится на его аккуратных полочках после нашествия жены. В гостиной обнаружилась целая толпа: Лиз, Гонсальво, Момо и две какие-то незнакомые девушки. Свежеумытые детишки — все в кудрях, рожицы хоть в рекламе итальянских сластей снимай — раскладывали на столе приборы. Еще удивительнее было то, что Навес встал перед ним на задние лапы, напрягши в радости все свое маленькое тельце, потом принялся скакать и пятиться, будто он дельфин в аквапарке. Юго даже оглянулся, чтобы посмотреть кому адресована такая любовь, — хм, позади никого нет. Вот это да! Ему страшно захотелось взять собачонку на руки, но он быстро передумал: наверняка тут какой-то подвох…

— Что происходит? — с тревогой шепнул он жене.

— Ой, солнышко, как ты вовремя пришел! Погляди, Момо принес нам задания на следующую неделю! Будешь смеяться, но он считает, тебе нужно поучиться говорить о людях гадости, когда мы возвращаемся в машине с ужина, а я должна с глупым видом тебе отвечать: «Да ты что! Слу-у-ушай, а как ты понял, что у Гилены губы силиконовые, а не свои?»