Женщина со шрамом - Филлис Дороти Джеймс

Отпустив Эмму, ее отец раздраженно произнес:

— Мобильные телефоны вызывают у меня крайнее отвращение. Неужели вы не могли выключить эту штуку?

— Эту — нет, сэр. Вы меня извините?

Он направился к кухне. Профессор окликнул его:

— Вам лучше закрыть дверь. Как вы, вероятно, заметили, слух у меня пока еще острый.

Джефри Харкнесс, заместитель комиссара Столичной полиции, умел сообщать информацию кратко и в таких выражениях, которые имели целью исключить какие бы то ни было вопросы или обсуждения. Сейчас, за шесть месяцев до своей отставки, он полагался на эти хорошо проверенные уловки, чтобы обеспечить себе гладкое течение профессионального существования вплоть до прощальных празднеств, без крупных срывов, публичных неприятностей или несчастий. Дэлглиш знал, что Харкнессу уже обещана работа после выхода в отставку в качестве советника по безопасности в крупной, вполне стабильной международной корпорации, с зарплатой в три раза выше его теперешней. Удачи ему! Они с Дэлглишем относились друг к другу с уважением — порой, со стороны Харкнесса, ревнивым, — но дружбы у них не получилось. Сейчас его голос в трубке звучал, как это часто бывало, резко, нетерпеливо, но он старался сдерживать настоятельность тона.

— Дело для вашей группы, Адам. Адрес — Шеверелл-Манор, в Дорсете, примерно в десяти милях от Пула. Управляет им хирург Джордж Чандлер-Пауэлл, у него что-то среднее между клиникой и частным санаторием. Во всяком случае, он там оперирует богатых пациенток, которым требуется косметическая хирургия. Одна из них умерла, некая Рода Грэдвин, вероятно, задушена.

Дэлглиш задал очевидный вопрос. Ему не раз приходилось его задавать, и его всегда принимали в штыки.

— Почему — моя группа? Разве местная полиция не может этим заняться?

— Они и сами могли бы этим заняться, но нас попросили послать вас. Не спрашивайте меня почему — просьба пришла из Номера Десять,[13]а не от нас. Послушайте, Адам, вы же знаете, как у нас обстоят дела с Даунинг-стрит в настоящий момент. Не время создавать излишние трудности. Ваша группа была создана, чтобы расследовать дела особой секретности, и в Номере Десять считают, что данный случай подпадает именно под эту категорию. Тамошний начальник полиции, Реймонд Уайтстафф, — мне кажется, вы с ним знакомы, — вполне доволен таким поворотом дел, он обеспечит вас технической поддержкой и фотографом, если вас это устроит. Это нам сэкономит деньги и время. Вертолет в данном случае вряд ли будет оправдан, но дело, разумеется, срочное.

— Как всегда. А как насчет патологоанатома? Мне хотелось бы Кинастона.

— Он уже занят на другом деле, но Эдит Гленистер свободна. Она работала с вами по убийству на острове Кум. Помните?

— Вряд ли я смогу это забыть. Надеюсь, местная полиция может предоставить помещение для следствия и какое-то жилье?

— У них там есть свободный коттедж, ярдах в ста от Манора. Там раньше жил деревенский констебль, но когда он ушел на пенсию, заменять его не стали, и дом свободен, ждет, чтобы его продали. Чуть дальше по дороге — пансион «НиЗ»: «Ночлег и завтрак», — так что я полагаю, Мискин и Бентон-Смит смогут удобно устроиться. Там на месте преступления вас будет встречать старший инспектор Кит Уэтстон, из местной полиции. Они не станут перемещать труп, пока вы с доктором Гленистер не приедете. Вам нужно, чтобы я со своей стороны еще что-нибудь сделал?

— Нет, — ответил Дэлглиш. — Я свяжусь с инспектором Мискин и сержантом Бентоном-Смитом. Но мы сэкономим время, если кто-то сможет поговорить с моим секретарем. В понедельник назначены совещания, которые мне придется пропустить, а вторничные вообще лучше отменить. Потом я сам позвоню.

— Хорошо, — сказал Харкнесс, — я об этом позабочусь. Удачи. — И он повесил трубку.

Дэлглиш вернулся в библиотеку. Профессор Лавенэм сразу же спросил:

— Надеюсь, ничего плохого не случилось? Ваши родители хорошо себя чувствуют?

— Их обоих уже нет, сэр. Это был служебный звонок. Боюсь, мне придется срочно уехать.

— Тогда мне не следует вас задерживать.

Их торопливо проводили к двери с поспешностью, в которой, казалось, не было такой уж необходимости. Дэлглиш опасался, что профессор может прокомментировать его слова уайльдовским замечанием, что потерю одного родителя можно считать несчастьем, тогда как потеря обоих больше похожа на небрежность. Однако, по-видимому, существовали такие ремарки, произносить которые не решался даже его будущий тесть.

Дэлглиш с Эммой медленно прошли к машине. Адам знал, что Эмма — каковы бы ни были ее планы — не ждет, что он, прежде чем поехать в Скотланд-Ярд, подбросит ее, куда ей надо. Ему необходимо было попасть в свой служебный кабинет без малейшего промедления.

Дэлглишу не было нужды выражать свое огорчение словами — Эмма понимала, как оно глубоко, как неизбежно. Пока они шли к машине, он расспрашивал ее о планах на следующие два дня. Останется ли она в Лондоне или вернется в Кембридж?

— Клара и Энн говорили, что, если наши с тобой планы рухнут, они очень хотели бы, чтобы я провела выходные у них. Я им позвоню.

Клара — ближайшая подруга Эммы, и Дэлглиш понимал, какие качества Эмма так ценит в ней: честность, интеллект и неизменное благоразумие. Он ближе познакомился с Кларой, и теперь они общались запросто, хотя в самом начале их с Эммой любви ему приходилось нелегко. Клара не скрывала, что считает его слишком старым, слишком поглощенным своей работой и своими стихами, чтобы испытывать сколько-нибудь серьезную привязанность к какой-либо женщине, и вообще недостойным Эммы. С последним приговором Дэлглиш готов был согласиться, но самообвинение не делало такой приговор из уст другого человека, особенно из уст Клары, более приятным. Нельзя, чтобы Эмма утратила хоть что-то из-за любви к нему.

Клара с Эммой знали друг друга со школьных лет, в один год поступили в один и тот же колледж в Кембридже и, хотя впоследствии избрали себе совсем разные пути, постоянно поддерживали связь друг с другом. На первый взгляд это была поразительная дружба, какая обычно объясняется притяжением противоположностей. Эмма, гетеросексуалка с волнующей, трогающей сердце красотой, которая — Дэлглиш хорошо это понимал — могла порой быть больше бременем, чем завидным и ничем не омраченным благословением небес, как это принято считать; и Клара, приземистая, с веселым круглощеким лицом, с блестящими сквозь огромные очки глазами, и с решительной походкой коротконогого пахаря. То, что мужчины находили ее привлекательной, оставалось для Дэлглиша одной из тайн сексуального влечения. Порой он задумывался над тем, не была ли первая реакция Клары на него результатом ревности или сожаления. Тем не менее ни то ни другое не казалось ему правдоподобным. Клара явно чувствовала себя совершенно счастливой со своей партнершей, хрупкой, нежнолицей Энн, которая, как он подозревал, была на самом деле гораздо жестче, чем выглядела. Именно Энни превратила их квартирку в Патни в такое место, куда никто не мог войти без — по выражению Джейн Остен — радостного ожидания счастья. После окончания Кембриджа, с отличием первого класса по математике, Клара начала работать в Сити, где стала весьма успешным управляющим фондом. Коллеги приходили и уходили, а Клара по-прежнему оставалась на своем месте. Эмма говорила Дэлглишу, что Клара планирует уйти из Сити через три года, когда они с Энн смогут воспользоваться накопленным ими капиталом, чтобы начать совсем другую жизнь. А тем временем значительная часть того, что Клара зарабатывала, тратилась на добрые дела, близкие сердцу Энни.