Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть вторая - Ципора Кохави-Рейни

избавиться. Сильнейшие боли после вскрытия фурункулов, я, которая от малейшей боли раньше криком кричала, здесь беззвучно переношу. Все это, конечно же, мешает работе. А тут еще история с Бумбой. С его проблемами пришлось повозиться, пока он не улетел в Израиль.

Издатель во Франкфурте доктор Фишер принял меня хорошо, предложил остановиться в городе и поработать с выделенным мне редактором над переводом романа на немецкий язык. И если бы я так сделала, дела мои здесь пошли бы более успешно. Но дела Бумбы в Берлине спутали все мои планы. Доктор Фишер явно был оскорблен моим отказом от его предложений, а объяснить причины я ему не могла.

Даже если бы я захотела сейчас покинуть Германию, мне это не удастся из-за фурункулов. Я должна завершить курс уколов до двадцатого января, после чего отсюда уеду.

Теперь несколько слов о романе. Пятнадцатого числа этого месяца я вышлю тебе 300 страниц текста – 14 глав. Новый том завершится рассказом о смерти отца, господина Леви. Общий объем романа – 500 страниц. По прочтению посланного тебе текста, напиши мне свое мнение. Если в Израиле я сомневалась в необходимости такого разворота романа, здесь, в Европе, я убедилась, что роман следует продолжать, даже если на это уйдет вся жизнь.

Честно говоря, если бы я знала, поездка за границу потребует стольких сил и страдания, я бы от нее отказалась. Поэтому не принимай в штыки мой совет, и не ищи в этом никакого подвоха: не езжай за границу. Но я готова принять любое твое решение. Ты умнее меня. Может, я даже недостойна жить в тени такого необыкновенного человека, как ты. Многие вещи я не поняла или поняла неверно. Человек должен пережить сильный душевный кризис, чтобы ему открылась правда. Вполне возможно, что ты меня больше не любишь. Ведь я принесла тебе столько бед. Я готова принять всё это, но буду бороться за свое право вернуть твою любовь и веру в меня.

С любовью,

Твоя Наоми

Она пересекла Германию вдоль и поперек, выступала всюду, куда ее приглашали, брала интервью у немцев, пытаясь вникнуть в их мысли и чувства в черные дни Третьего рейха, в их жизнь под властью нацистского чудовища. Но большинство из этих людей, явно стараясь быть искренними, жаловались на ужасы вторжения русских в Германию. Одна молодая женщина рассказала, как пряталась в незнакомой семье, чтобы спастись от массового изнасилования германских женщин русскими солдатами. И ни один германский гражданин и словом не упомянул страшную трагедию, которую Германия принесла человечеству. Все только твердили: «Вы и представить себе не можете, что с нами делали англичане, американцы и остальные народы».

В начале шестидесятых годов, спустя более пятнадцати лет после окончания войны, немцы, в своем большинстве не могли признать свою вину за то, что привели к власти нацистов. Гитлер в конце сделал несколько ошибок, говорили они, а, в основном, он был в порядке. Это была своего рода искусственная амнезия, болезнь забвения всех ужасов, которые принесло их государство человечеству.

Стремление Наоми раскрыть правду о том, что произошло с немцами, превратилось в навязчивую идею. Владелец всемирно известного издательства «Фишер» и попечитель фонда стипендий по изучению нацистской диктатуры в Германии от имени господина Отто Франка помогал Наоми в поисках необходимых материалов, организовывал ей встречи с бывшими нацистами. На одной из встреч с Фишером возникло имя лорда Руппера Тревора, профессора истории Оксфордского университета. Во время войны он служил в разведке британской армии. Он был ведущим специалистом по истории Германии двадцатого века, а также Европы семнадцатого столетия.

Наоми обратилась к нему с письмом, в котором просила его помочь ей в выяснении некоторых фактов из истории Германии. Это требовалось ей для романа. Письмо было послано от имени издательства «Фишер».

Исследование истоков фашизма и работа над следующим томом романа повергает писательницу в скорбь. Бессонница, не отпускающие воображение картины уничтожения людей, сильнейшая тоска по семье, доводят ее до полного бессилия. Израиля нет рядом, чтобы успокоить.

Январь 1961. Густой снег покрывает огромное еврейское кладбище в квартале Вайсензее. Ни одной живой души нет среди старых запущенных надгробий. В безмолвии она бредет между могилами, держа в руке букетики алых анемонов, чтобы положить цветы на могилы своих близких. По обе стороны протоптанной в снегу тропы высятся мраморные надгробия уважаемых людей Берлина.

Из евреев Германии остались в живых девяносто тысяч. Она идет к могилам отца и деда. Шорохи, как шепот голосов ушедших, звучат под огромными вековыми хвойными деревьями. Нацисты с корнем вырвали мраморные памятники богатых еврейских семейств, могилы сравняли с землей. Нет даже памяти от могил семьи Френкель. По старым фотографиям Лотшин, с помощью немцев, сумела восстановить надгробие деду с надписью, которую он просил выбить на могиле – «Годы, полные веры, годы, полные любви». Наоми слышит голоса, прилетающие слабым дуновением из прошлого: «Бертель, будь осторожна на улицах. Нацисты бесчинствуют».

Отец смотрел на ее коротко остриженные волосы и еврейские черты лица, и напряженные морщины обозначались на его лбу. Старшая сестра Руфь была потрясена могилами отца и деда. Она специально приехала из Аргентины, чтобы перезахоронить сына на участке семьи Френкель, решив вернуться в Берлин. Со временем она перенесет могилу сына на новое еврейское кладбище в Берлине. Из прошлого продолжает доноситься голос деда, его громкий смех: «Что за волнение! Бесчинство и хулиганство нацистов пройдет! Не стоит к ним относиться всерьез».

Она стоит у могилы деда, и горечь душит ее. Она вспоминает, как отец хотел перенести прах любимой жены из Пренслау в Берлин. Дед, преклонявшийся перед красавицей женой сына, считал, что не пришло еще время для этого.

На некоторых плитах бросалась в глаза надпись – «Семья уничтожена в Аушвице». Какие мысли проносились в головах германских евреев по дороге к смерти? Многие из Френкелей погибли в Катастрофе из-за слепой веры в то, что они такие же граждане Германии, как остальные, верные и гордые ее патриоты, имеющие равные права с немцами. Эта сладкая иллюзия лишила их чувства самосохранения. И они были жестоко уничтожены страной, перед которой преклонялись.

У входа на кладбище возникают две согбенные старухи. У них впавшие щеки, открытые рты, обнажающие беззубые десны, тонкие, редкие белые волосы. Глубокие морщины на лицах говорят о перенесенных страданиях и ясно выраженном безумии. Они были выброшены из ада. Она пытается затеять с ними разговор. Выясняется, что они были в лагере смерти Аушвиц. Теперь они следят за порядком на еврейском кладбище. Но запустение