Морской демон - Вирджиния Кантра

Она облизнула губы и огляделась по сторонам.

— А где мама?

Калеб шагнул ей навстречу.

— Я сказал ей, что привезу тебя домой.

Реджина крепче сжала руку Донны.

— Она не может сейчас отвечать на вопросы, — сказала доктор. — У нее травмировано горло. Ей нужно отдохнуть.

— Ясно. Я могу взять у тебя показания утром, — сказал Калеб, обращаясь к Реджине. — Сегодня вечером я просто водитель твоего такси.

Ее взгляд скользнул на Дилана, который стоял рядом с ним, хмурый и погруженный в раздумья.

— А он тогда кто? Мой телохранитель?

— Да, — сказал Дилан без тени улыбки.

Реджина слабо вздохнула. О'кей. Сейчас она не расположена к спорам. К тому же…

— Я должна сказать тебе… спасибо, — прохрипела она.

— Ничего ты не должна, — сказал Дилан, забирая у нее из рук пакет. После мгновенного колебания он неловко обнял ее рукой за талию. — Тебе нельзя разговаривать.

Она бросила еще один короткий взгляд на его жесткий профиль. Он что, смеется над ней? Она знала его недостаточно хорошо, чтобы сказать наверняка. На самом деле она его вообще не знала. И эта мысль ее угнетала.

Донна открыла запертую дверь больницы, и внутрь ворвался вечерний воздух, прохладный и влажный. В середине августа дни уже становились короче, а солнце садилось почти на час раньше, чем месяц назад. Реджина вздрогнула и на секунду прижалась к Дилану. Он помог ей сесть в джип Калеба.

Она заметила решетку, разделявшую переднее и заднее сиденье, и попыталась избавиться от ощущения, что она под арестом. Ей не нужно было сопровождение полиции. И телохранитель тоже.

Почему он здесь?

— Он спас тебя, — сказал Ник.

А сейчас он на нее даже не смотрел.

Калеб взглянул на нее в зеркало заднего вида как полицейский, как отец, везущий четырнадцатилетнюю дочку на первое свидание.

— Все уселись?

Реджина кивнула. Дилан отодвинулся к противоположной дверце. Вот и хорошо. Она не набивалась ему в компанию. И не собиралась на него вешаться. Она сцепила зубы и сжала ладони, грея их между коленями.

К ресторану они ехали в молчании.

Дилан смотрел на неосвещенные улицы, и сердце тлеющим угольком жгло ему грудь. Ему необходимо было поговорить с ней. Он должен был объяснить, должен был как-то завоевать ее доверие, заставить ее принять…

Не его. Дилан нахмурил брови. Собственный опыт в отношении семьи, отца и брата приводил его в отчаяние от мысли о том, что Реджина никогда не примет его таким, какой он есть.

Но она должна принять его защиту, согласиться с ее необходимостью. Ради ребенка, которого она носила. Хочет она этого или нет.

Он сжал кулаки. Когда он вел ее к джипу, она прислонилась к нему. Всего на мгновение. Но он до сих пор чувствовал ее прикосновение, ее руку, опиравшуюся на него.

Он взглянул на нее, на ее ладони, спрятанные между коленями, словно она пыталась согреть их, и с трудом подавил совершенно не характерное для себя желание накрыть их своими руками.

Морской народ не признает прикосновений. Тем не менее, пока они мчались по дороге к гавани, он буквально чувствовал ее, такую хрупкую, напряженно сидевшую рядом, ощущал малейшее движение ее тела и слушал ее хриплое дыхание.

«Чероки» с урчанием въехал на стоянку перед рестораном. С тротуара исчезла желтая полицейская лента. Через широкие стекла окон сияли огни зала ресторана.

Калеб развернулся на своем сиденье и прокашлялся.

— Мне нужно будет написать отчет, который удовлетворил бы парней из полиции штата. Я оставлю вас вдвоем, чтобы вы…

Его взгляд встретился с глазами Дилана. Поговорили.

— Все обсудили, — закончил он.

Дилан кивнул.

Реджина дергала ручку своей дверцы так, словно ей не терпелось поскорее скрыться от них обоих. Тревожное чувство сжало сердце Дилана. Насколько много придется ей объяснять? Что она запомнила?

Дверь с его стороны была заперта. Прежде чем он успел выбраться, Калеб уже подал ей руку.

Дилан сжал зубы, но молча взял с заднего сиденья свой рюкзак и присоединился к ним.

Реджина посмотрела на него и прищурилась.

Дилан ощутил вспышку паники, скрывавшейся за раздражением. Неужели она думает, что может просто отослать его? Он подошел к ней очень близко, достаточно близко для того, чтобы рассмотреть бледный пробор в волосах и вдохнуть дразнящий аромат ее кожи.

— Я остаюсь, — тихо сказал он так, чтобы слышала только она. — Смирись с этим.

Глаза ее вспыхнули. Но что бы она ни хотела ответить, сделать этого она не успела, поскольку Антония уже бросилась сквозь лабиринт столов открывать им дверь.

Она потянулась было, чтобы обнять дочь, но вдруг остановилась и скрестила руки на груди. Реджина замерла под ярким светом ресторанных огней, тени на ее лице резко контрастировали с бледной кожей, как на черно-белом рисунке.

Антония внимательно оглядела дочь и нахмурилась.

— Доктор сказала, что тебе нужно больше теплой жидкости. Я сейчас приготовлю суп. — От нее исходили волшебные ароматы кухни — жареная курица, овощи, чеснок. — Садитесь, я пока что-нибудь принесу.

Реджина слабо улыбнулась.

— Спасибо. А Ник…

— Уже в постели. Ты сможешь зайти к нему, когда поешь.

Дилан заметил, что Реджина заколебалась.

— Мы поднимемся к нему прямо сейчас, — сказал он. Антония посмотрела на него.

Затем взглянула на его рюкзак. Брови ее удивленно поползли вверх.

— Ты что, собираешься здесь остаться? — спросила она, но в тоне ее слышался не только вопрос.

— Всего на одну ночь, — сказала Реджина скрипучим голосом, который прозвучал до смешного сексуально, что так не сочеталось с ее осунувшимся, заострившимся лицом.

Сердце его забилось учащенно. Она хочет его. Или, по крайней мере, она уже готова смириться с его присутствием.

Всего на одну ночь.

Антония фыркнула.

— Что ж, ты уже достаточно взрослая, чтобы не спрашивать у меня, кому здесь можно ночевать. Только я хотела бы знать, что вы собираетесь сказать Нику утром.

Лицо Реджины залилось краской.

— Что я помогаю ухаживать за его матерью, — сказал Дилан. — Я спущусь за супом чуть позже.

— Хм… Ну что же, давай, — сказала Антония. — А я должна еще запереть дверь.

Дилан шел за Реджиной между стоящими в беспорядке столиками. А она все еще передвигается с трудом, хмуро отметил он. Возле открывающихся в обе стороны дверей она остановилась. Вернувшийся было на ее щеки румянец исчез.