Вечный шах - Мария Владимировна Воронова

со своего отражения в зеркале на мужа и обратно, я трезво оценивала шансы своего ребенка. Можно рискнуть, если точно знать, что будет мальчик, но ведь могла родиться дочь, а ее я не хотела обрекать на жалкое прозябание некрасивой девушки. Слишком хорошо знала, каково это, чтобы желать кому-то другому, тем более собственному ребенку. Зато совсем не догадывалась, от какого по-настоящему страшного бремени берегу эту нерожденную душу…

Я боялась, что муж, не дождавшись сына и наследника, бросит меня ради более плодовитой женщины, но мне и тут повезло. Хотя теперь, когда все вышло наружу, это слово следует заключить в кавычки. Так или иначе, но муж тоже не сильно мечтал о детях.

Отец его умер, когда ему было двенадцать, а Лиле пять, а мать, как я поняла из его скупых рассказов, была совершенно не бой-баба, а, наоборот, воздушное создание, мало приспособленное к грубой реальности. Утрата мужа не опустила ее на землю, поэтому освободившееся место главы семьи пришлось занять сыну, а когда мать умерла на пороге его совершеннолетия, сделаться еще и единственным кормильцем.

Так что отцовский инстинкт он удовлетворил, и даже с перебором, и теперь, в теории желая обзавестись потомством, на практике был рад пожить немного для себя.

Я была довольна. Штаны в доме прекрасно выполняли свою функцию — показывать состоятельность хозяйки дома. Ну и ладно, что уж там, с остальными функциями они справлялись тоже вполне неплохо. Поскольку я окончила медицинский вуз и читала классику, то особых тайн сексуальная сфера для меня не таила, но в целом это оказалось намного более приятным занятием, чем я думала.

Работа, быт и секс были в норме, а на остальное, к счастью, не хватало времени.

Выходные могли бы быть долгими и скучными, но то меня вызывали на работу (а то и не вызывали, я просто приезжала в отделение и распивала чаи у себя в кабинете в компании интересной книжки), то ему выпадало дежурство. Ведь все коллеги-участковые у него были женщины, для которых при двенадцатичасовом, а то и больше, рабочем дне выходные — единственный шанс повидать семью и привести дом в порядок. Так что он дежурил почти каждую субботу, а по воскресеньям обычно ездил к Лиле.

До замужества коллеги-женщины редко обсуждали со мной свою семейную жизнь. Не потому, что берегли мою невинность старой девы, чай, не девятнадцатый век на дворе, а благоразумно не хотели злить одинокую начальницу, тыкая ей в нос своим замужним статусом.

Став среди них своей, я приобщилась женских тайн, и, честно говоря, картина передо мной открылась удручающая. В теории все верили в любовь, принца и рыцаря, а на практике мужчина воспринимался в лучшем случае как некое животное, которое надо заловить, захомутать, взнуздать и стреножить. А потом для гарантии кастрировать.

Даже дети рождались не просто в любви и радости. Первый ребенок появлялся на свет, чтобы затащить мужчину в загс, второй — чтобы удержать в семье.

Умудренные опытом ветераны семейной жизни делились со мной эффективными приемами управления норовистой скотиной под названием «муж», я кивала, но пропускала эту мудрость мимо ушей. Профессия пастуха никогда меня не привлекала.

Наверное, зря. Надо было присмотреться к нему повнимательнее, контролировать, что ли… Вдруг тогда не случилось бы всего этого ужаса?

Вопрос риторический. Человек всегда переоценивает свои силы, когда думает, что в силах переделать другого человека. Заставить его притворяться — да, измениться — нет.

Потом, когда все открылось, меня спрашивали, неужели я не замечала за ним никаких странностей, подразумевая, что не могла не замечать.

Что ж, признаюсь, странности были, да. И заметила я их далеко не сразу.

Мы прожили уже больше года, когда я вдруг обратила внимание, что, когда мой муж говорит «тебе надо», он действительно имеет в виду то, что мне надо, а не то, что я должна.

Это было действительно странно, ведь от других людей я слышала «тебе надо» только в контексте «тебе надо быть скромнее, внимательнее, больше помогать по дому» (нужное подчеркнуть). Муж говорил «тебе надо купить новые сапоги». И, что совсем удивительно, покупал. И отпускал меня домой, пока он держит очередь в универмаге.

«Тебе надо отдохнуть» тоже было для меня странным выражением, так же как и «я сам схожу в магазин, а ты почитай, тебе это надо для работы».

Странной была и его искренняя радость от моего профессионального роста, и очень странным казалось мне то, что он сам готовит борщ и не попрекает меня этим.

Внезапно я поняла, что могу обсуждать с мужем свои планы и мечты, не опасаясь, что они будут немедленно осмеяны, раскритикованы и запрещены. Возможно, потому, что он был глуп и не понимал проблем во всей их полноте.

В родительском доме я лет с десяти не осмеливалась делиться не то что своими планами, а даже впечатлениями о книгах и фильмах, ведь если они не совпадали с мнением старших, мне могло крупно попасть.

А тут нет, говори, пожалуйста, что хочешь, и не получишь в ответ «не выдумывай!». Или «да что ты о себе возомнила!», «ишь куда замахнулась!».

Постепенно до меня стало доходить, что мой дом — это не минное поле, а вполне себе безопасная территория.

Это в самом деле было странное чувство, будто впервые в жизни протрезветь.

Помню, как сжималось сердце от страха, когда мне предложили стать начмедом. Как я три дня не осмеливалась сообщить мужу эту новость, все прикидывала, как ловчее ее преподнести, чтобы не слишком ущемить его самолюбие. Я была уверена, что мне скажут, что я не справлюсь, не гожусь для такой высокой должности, что у меня недостает ума и организованности, какая клиника, если я даже в квартире не могу толком порядок навести. Не исключено, прогнозировала я, предложат выбрать между семьей и работой.

Я шла на разговор как на каторгу и в итоге чуть не свалилась со стула, услышав «вот здорово! Я так за тебя рад!». От удивления я сама начала горячо убеждать его, что не справлюсь, и вообще у женщины семья должна быть на первом месте, но он быстро меня остановил, заверив, что все будет нормально, ибо я очень умная, а с бытом как-нибудь разберемся. «Ты же меня во всем поддерживаешь, и я тебя поддержу», — сказал он. Бедняга, не понимал, что моя поддержка — это продукт глубокого равнодушия. Повод поразмыслить, в каком мире мы живем, если безразличие жены воспринимается мужем как поддержка.

Не мне, конечно, давать