Секреты Российской дипломатии. От Громыко до Лаврова - Леонид Млечин

Павел Семенович Акопов, который работал в Египте, вспоминает, что Громыко уважал тех, кто умел за себя постоять и не трусил. Во время октябрьской войны 1973 года на Ближнем Востоке Громыко постоянно звонил в Каир — в посольстве установили аппарат закрытой связи с Москвой. Послом в Египте был Владимир Михайлович Виноградов. Президент Египта Анвар Садат обычно принимал его ночью. В один из вечеров Громыко искал Виноградова, звонил каждые полчаса, а тот все никак не возвращался от Садата. В какой-то момент Громыко не выдержал и сказал Акопову:

— Вы писать можете? Берите ручку и бумагу.

И стал диктовать:

— Передайте Садату, что у нас появилась информация о том, что англичане…

А дальше Громыко что-то говорит, а Акопов никак не мог разобрать. Он несколько раз переспросил. Громыко вышел из себя и стал кричать:

— Вы что, глухой?

Акопов набрался нахальства и сказал:

— Андрей Андреевич, этот телефон не терпит крика.

Министр успокоился и стал говорить, отчетливо произнося каждое слово.

Впрочем, подчиненные Громыко чаще завоевывали его симпатии более традиционными способами. Тот же Акопов вспоминает, как министр прилетел в Каир. В отсутствие посла Акопов оставался временным поверенным в делах. Громыко пригласил его вечером на ужин. Акопов от волнения ни слова не мог вымолвить, но сообразил, что ему делать, и стал ссылаться на книгу Громыко «Экспорт американского капитала». «И вдруг я посмотрел в его глаза, — пишет Акопов. — Они засияли, он стал каким-то добрым, мягким. Представьте себе, я никогда его таким не видел. Я почувствовал, что попал в точку».

В 1961 году министр издал книгу «Экспансия доллара» — под псевдонимом. А в 1982 году уже под собственным именем — солидный том «Внешняя экспансия капитала. История и современность». За ученые труды Андрей Андреевич получил ленинскую и государственную премии. Экспорт капитала казался Громыко чем-то ужасным — в то время как его наследники думают только о том, как бы привлечь в Россию иностранные инвестиции, без которых невозможно развитие экономики.

Громыко был аскетичен в быту. Сам он почти не пил, хотя мог выпить кружку пива, снисходительно относился к увлечению горячительными напитками только в том случае, если ценил дипломата. На узком совещании в январе 1977 года сокрушался:

— Есть вопрос идейно-воспитательной работы. В 1976 году восемнадцать работников были отозваны из-за рубежа. В основном потому, что были дружны с бутылкой. Я не врач, не намерен доказывать вред алкоголя. Если человек теряет голову от рюмки, он не годится в дипломаты.

Вот какие советы Громыко-старший давал сыну, отправляя его на работу за границу:

— На приемах не пей. Дипломат копает себе могилу рюмкой. Не выпячивайся, будь скромнее. Старайся больше слушать, чем говорить. Важно слышать не себя, а собеседника. Если не уверен, что надо говорить, лучше промолчи. И еще — не заводи дружбу с иностранцами. Политикам и дипломатам это обуза.

Он и сам следовал собственным правилам. Держал язык за зубами не только в разговорах с иностранцами.

«В домашней обстановке, — свидетельствует его дочь, — папа за столом никогда не сидел на месте хозяина (в торце) и не вел себя как хозяин. Хозяйкой стола была мама… Единственный человек, который вел себя тише других и говорил меньше других, был мой папа… Папа не любил, когда кто-либо заводил разговор о политике, хмурился и переводил беседу на другую тему. А если ему задавали вопрос, касающийся политики, он говорил: «Задайте мне вопрос полегче», — и сдержанно улыбался».

Он следил за собой, делал упражнения с гантелями, много гулял — обязательно проходил десять километров в день. В Нью-Йорке, когда он приезжал осенью на сессию Генеральной Ассамблеи ООН, сотрудникам представительства приходилось сопровождать его на прогулке. Вся дипломатическая молодежь от этих прогулок стонала — пройти десять километров вместе с министром оказывалось тяжким делом.

После прогулки устраивалась трапеза. Все хотели выпить, но Громыко выпивок не одобрял. Тогда Добрынин брал на себя инициативу и говорил:

— Андрей Андреевич, может быть, пригубим что-нибудь для поднятия духа?

Если Громыко не реагировал на слова Добрынина, выпивка отменялась. Иногда Громыко говорил:

— Я не буду. А кто хочет, может выпить.

Тогда официантки ставили бутылки с водкой и вином на стол.

Все это описал Аркадий Николаевич Шевченко, который стал заместителем Генерального секретаря ООН. Шевченко в 1978 году попросил политического убежища в Соединенных Штатах. Шевченко бежал после того, как его попросили срочно приехать в здание советского представительства при ООН.

Его пригласил к себе советский представитель Олег Трояновский и показал телеграмму из Москвы — Шевченко срочно вызывали на родину. Телеграмма повергла Шевченко в панику. Он вернулся к себе в здание Организации Объединенных Наций и позвонил своему связному — офицеру Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов. Жене Шевченко ничего не сказал, оставил записку, которую она увидит только утром. Положил в портфель снимок дочери, фотографию своей жены вместе с женой Громыко и большое групповое фото с Брежневым. Ночью Шевченко спустился по пожарной лестнице, перешел через улицу и сел в ожидавшую его машину. Его спрятали в доме, принадлежавшем ЦРУ.

Советский посол в Соединенных Штатах Анатолий Добрынин и представитель в ООН Олег Трояновский потребовали от американцев устроить встречу с Шевченко. Но это был бесполезный разговор. Два посла уговаривали его вернуться, а Шевченко повторял, что он решил остаться — и точка.

После его побега Громыко раздраженно сказал председателю КГБ Андропову, что помощников у него было много и он просто не помнит такого человека — Шевченко. Контрразведчики, которые обыскали московскую квартиру Шевченко, принесли Андропову фотографии, на которых министр иностранных дел был запечатлен вместе со своим беглым помощником в домашнем интерьере. Работая в Нью-Йорке, Аркадий Николаевич и его жена, как могли, радовали супругу министра — Лидию Дмитриевну. Сын Шевченко перечислил подарки, которые супруги Шевченко делали жене министра…

Аркадий Шевченко подружился с сыном министра — Анатолием Громыко. Шевченко познакомился с ним, когда учился в МГИМО. Они вместе написали статью для журнала «Международная жизнь», главным редактором которого был Громыко-младший. Не эта ли дружба сыграла ключевую роль в стремительном возвышении Шевченко? Знаю еще одного человека, который сделал порядочную карьеру в министерстве иностранных дел, написав книгу вместе с сыном министра…

Шевченко взяли на работу в МИД, где он быстро сделал карьеру, в 1969 году стал одним из помощников Громыко. А до побега в течение пяти лет занимал почетную и приятную, хотя и безвластную должность заместителя генерального секретаря ООН по политическим делам. Этот пост сулил в дальнейшем назначение послом в крупную страну.