Жизнь и судьба Федора Соймонова - Анатолий Николаевич Томилин

отец, даже после тюрьмы и реабилитации, все равно брата не признавал.

Принципиальность ли это, а может быть — трусость?.. Как и большинство нормальных людей на земле, я чту память своего отца. Но повторять его ошибки не хочу. Так же, как не хочу, чтобы их повторяли моя дочь и мой внук.

Чистые страницы в истории народов и государств — большая редкость. И вряд ли только из них удалось бы составить логически связное повествование. У нас ведь есть в этом некоторый опыт...

В любом историческом контексте, наверное, нужно уметь различать разные течения и тенденции общественного движения и не спешить огульно обвинять одних за счет столь же огульного возвеличивания других. Историю невозможно понять, рассматривая события лишь с одной, с любой, стороны. А искусственное, пусть даже весьма искусное, манипулирование этой капризной музой и ограничение родовой памяти создает «манкуртов», «иванов, не помнящих родства»...

Глава третья

1

А может, не ехать ноне к его высокопревосходительству?» — размышлял Федор, не без отвращения влезая в пестрый придворный кафтан, который держал перед ним Семен. Бирон терпеть не мог темной однотонной одежды, а что не нравилось герцогу, не любила и императрица. Особенно когда это касалось платья или причесок, позументов или иных каких украшений. Порою такой пустяк мог обернуться для человека, представленного ко двору, серьезными неприятностями, вплоть до опалы. Тут даже Остерману, никогда не отличавшемуся щегольством, а скорее, по воспоминаниям, человеку безразличному к одежде и внешнему виду, приходилось ломать себя. И он являлся на рауты в розовых панталонах и в легкомысленных кафтанцах с оттопыренными полами. Правда, обшлага у него обыкновенно лоснились, а ворот был обсыпан перхотью. Но на такие детали при дворе внимания не обращали. Важнее были золотые пуговицы... «Нет, — продолжал свои рассуждения Соймонов, — нельзя не ехать. Шутка ли сказать, с Рождества не виделись». До самых праздников пробыл Федор Иванович по комиссариатским делам в Кронштадте. Потом долго писал доношение в коллегию.

Федор усмехнулся, вспомнив, как еще в семьсот тридцать первом году, только-только приступив к новой должности, представил экстракт об английском шкипоре Яне Пери, который без помех провел свой корабль «позади Кронштадту» прямо в Неву. Скандал учинился в Сенате по его экстракту знатный. В Адмиралтейств-коллегию отправили строгий указ с требованием о принятии мер, дабы оное бесчинство впредь не повторялось. А его, Соймонова, назначили обер-штер-кригс-комиссаром и, пожаловав чином капитан-командора, поставили во главе Комиссии Кронштадтских строений. Тоже дело не бесхлопотное...

Прошедшим же летом, как на грех, старое дело сызнова повторилось. Объявился вдруг в одно погожее утро против императорского дворца незнаемый шведский торговый корабль, который тем же путем, что и восемь лет назад, прошел по Малой Невке. Слава богу, двор императорский в Петергофе обретался. А то не сносить бы Федору головы. По сей день помнит он заседание коллежское, имевшее быть в июне осьмнадцатого дня.

Чтобы у читателя не возникло подозрения о вольном авторском обращении с фактами, ниже приводится выписка из журнала Адмиралтейств-коллегии:

«18 июня (№ 3123). Слушали из правительствующего Сената указ о учинении Обер-прокурору Соймонову обще с капитан-командором Вильбоа и капитаном над портом Калмыковым всем кораблям, фрегатам и прочим военным судам ревизии со свидетельством и подпискою мастеров, сколько ныне годных во флоте военных кораблей и прочих судов по званиям, и которыя какой требуют починки, и которыя уже в починку не годны, и о свидетельстве в гаванях и в цитадели и у Кроншлота, також и по другую сторону Кронштадта к выборгской стороне от острова и до выборгскаго берега фарватеров, в какой оные ныне глубине состоят, и о взятии планов и о прочем приказали: о получении онаго указа в Сенат репортовать, а в Кронштадт к адмиралу Гордону и в контору Кронштадских строений послать указы и велеть во всем исполнять и чинить по силе вышеозначеннаго указа, а какие о показанном фарватере и берегах имеютца карты, також о ветхости Кронштадских крепостей чертежи, оные собрав и учиня выписку предложить коллегии».

Изучив планы и осмотрев фарватеры, Соймонов предложил «для предосторожности» затопить у Кроншлота и цитадели «в расстоянии 50 сажен по 10 барок, нагрузя каменьем». Однако дело сие так и не продвинулось.

После вторичного назначения Федора Ивановича «в Адмиралтейскую коллегию в генерал-кригс-комисары» да еще с правом «в коллегии поступать, яко вице-президент» и с чином вице-адмирала, отношения его с графом Головиным вконец расстроились. В декабре девятнадцатого дня представил Федор в коллегию обширный доклад о десяти пунктах «О непорядочных, а также казне убыточных поступках, учиненных противно по́ртному регламенту, усмотренных в бытность генерал-кригс-комисара вице-адмирала Федора Соймонова в Кронштадте». С той поры без малого два месяца минуло, а на обсуждение и намека нет, все в том же беспорядке и ныне усмотрено. Это он увидел во время своего последнего пребывания в Кронштадте уже этой зимою. Господин адмирал на его доношение новое только лишь одним глазом глянул и тут же отворотился и нос сморщить изволил. Лучше бы прямо в Кабинет Артемию Петровичу или графу Остерману в Военную комиссию взнесть...

Плохи были дела на флоте, ох плохи. Катастрофически не хватало денег. Старые корабли обветшали, новых почти не строили. Из тридцати трех штатных кораблей и фрегатов налицо были только двадцать четыре, включая и ветхие.

2

Прибавление. О СОСТОЯНИИ РУССКОГО ФЛОТА

Мы привыкли считать русский флот XVIII века, «любимое детище Петрово», могучей и непобедимой армадой. Привыкли к его блестящим викториям, когда «небываемое бывает». И смотрим на тот далекий от нас парусный флот часто с позиций современных. Ныне быстроходные стальные корабли с атомным сердцем — поистине несокрушимые крепости на воде, автоматизированные чудовища, начиненные электроникой, механизмами и смертоносным оружием, при которых как-то незаметно действуют люди-призраки, люди-автоматы. Но это и сегодня неверно, а два с половиной столетия назад?..

В книге «Беринг», выпущенной в 1939 году, ее автор Б. Г. Островский пишет: «К концу царствования Петра Балтийский флот заключал в себе более 400 единиц при 14960 матросах и 2106 пушках. Однако большое количество судов петровского флота не должно вводить нас в заблуждение. Суда того времени, все эти двухдонные, трехдонные фрегаты, гакботы, шнявы, корабли бомбардирские, бригантины, галеры, яхты, галиоты, боты, флейты и т. д., отнюдь не отличались высокими боевыми и мореходными качествами. Они имели массу дефектов, с современной точки зрения совершенно