Антисваха против василиска - Валентина Ильинична Елисеева

зубами в бутерброд и без тени сомнений пошёл за Аней к мосту. Перед воротами накинул капюшон на голову, хоть никто не разглядел бы в сумерках «утопленника» в бредущим за старшей сестрой парнишке.

До дома они добрались без приключений. Накормив Павлюка горячим супом, Аня уложила его на кровати Аннет, а сама устроилась в комнате бывшей хозяйки дома.

Глава 12. Дело о козле

Первое успешное дело антисватовства не принесло Ане большого дохода, но доставило ей моральное удовлетворение от хорошо выполненной работы и укрепило уверенность в своих силах. Ещё оно дало ей неплохую рекламу: отец Корины, желая искупить свою вину перед «родной кровиночкой», по всему городу разнёс весть, что его дочь безумно счастлива благодаря Аннет Сток. Собственный вклад в дело разрушения дочернего счастья он оправдывал так: неудобно было отказать солидным людям, хорошо, что госпожа антисваха помогла. Корина минимум трижды в неделю заносила Ане свежие яйца и молоко и обижалась, если та начинала протестовать или совать ей монетки.

— У нас нет денег, чтобы расплатиться с вами как положено, я рада, что могу отблагодарить вас хотя бы так. Вот будем поросят резать — самые лучшие куски вам привезём!

В этот момент рядом со смущённой Аней возникал Павлюк, оттирал её в сторону и важно говорил:

— Привозите, спасибо скажем. Хозяйку не слушайте: она не по земле ходит, а в облаках парит, но я-то о ней позабочусь, не сомневайтесь, госпожа.

Корина весело подмигивала мальчишке и убегала по своим делам, а Аня только руками разводила: за одну неделю испуганный приёмыш превратился в деловитого помощника по хозяйству и верного товарища. Для конспирации они русые волосы и брови Павлюка перекрасили в рыжий цвет, каждое утро рисовали ему коричневые веснушки на носу стойким чернильным карандашом — и мальчишка перестал бояться быть узнанным.

Аня помнила первый день после появления в доме Павлюка: она проснулась утром от стука в дверь, вышла к гостям и на ней с визгом повисла Корина. Артём внёс в прихожую большую корзинку с деликатесами, оставшимися от вчерашнего застолья, и ещё раз сердечно поблагодарил за помощь. Аня удивилась, что новобрачные с утра на ногах, а те недоумённо пожали плечами: скотину надо доить и вовремя в поле выгонять независимо от свадеб и прочих дел. Гости попили на кухне чая, излучая счастье и умиротворение, и ушли по делам, а Аня пошла будить спасённого мальчика.

Она открыла дверь в комнату Аннет. Павлюка нигде не было, но испугаться Аня не успела: за дверью шкафа слышалось тихое дыхание.

— Это я, выходи, — улыбнулась Аня, застилая кровать. — Все ушли.

— Что случилось? Отчего все так шумели? — с опаской высовываясь из шкафа, спросил Павлюк.

Аня села на кровать и похлопала по покрывалу, приглашая мальчика сесть рядом:

— Знакомые в гости заглянули, вкусностей разных принесли. Расскажи мне о своих родных: надо передать им счастливую весть, что ты жив.

— Нет у меня родных: мать умерла, когда меня рожала, воспитывался я у чужих людей, но связанные со мной надежды не оправдались, — безучастно доложил ребёнок, явно делая краткий вывод их тех изречений взрослых, что слышал в отношении себя. Он погладил красивое вышитое покрывало и с любопытством спросил: — Это твой дом? От родителей тебе достался? Они тоже были метаморфами, как ты?

Аня замялась под прямым детским взглядом, но решила не скрывать правду:

— Хозяйкой этого дома была очень хорошая старая женщина. Она недавно умерла и завещала дом мне… как своей дочери.

— Хорошо, — протянул мальчик и пытливо заглянул в глаза Ани: — Ты правда её дочь?

— Нет, — честно ответила Аня, — но женщина знала об этом и завещала дом именно мне.

— А если вёрнётся та, другая дочь?

— Убегать будем и искать новый дом.

Мальчик задумался, наморщил лоб, спросил:

— Нелегко быть метаморфом, да? У тебя, как и у меня, нет настоящего, собственного дома и родных?

— Теперь есть: ты — мой брат, а дом — вот он. Будем вместе выживать в этом ненормальном мире, а?

— Будем! — просиял Павлюк. — Жаль только, что я не метаморф — меня узнать могут…

— Близкие знакомые в городе у тебя есть?

— Нет, откуда! Я из глухой деревушки далеко отсюда, в Эзмере никого не знаю. Только видели меня многие вчера.

— Поверь, через месяц никто и не вспомнит о постороннем казнённом мальчишке и тем более не узнает его в лицо. Волосы мы тебе перекрасим, веснушек на носу нарисуем — будешь ходить замаскированный. Кстати, за что тебя в речку бросили? Если не хочешь — можешь не говорить.

Павлюк удивленно уставился на Аню:

— Как — за что? Как и всех таких, как я, — за воровство магии.

— Амулет стащил?

— Нет! Ты что, не слышала никогда про полукровок? Нас казнят сразу, если магия проявляется, обычно это происходит в возрасте 12–13 лет. Мне зимой тринадцать стукнуло, а вчера у меня с пальцев неожиданно огненные искры слетели. К сожалению, слетели они при свидетелях, вот и забрали меня…

— Та-ааак… А теперь ещё раз и подробнее!

История оказалась простой и оттого ещё более страшной. То, что маги никогда не женятся на простолюдинах, Ане уже было известно, как и о том, что любовницы из неодарённых у магов-мужчин бывают часто. У смешанных пар вполне могли появиться дети, и вот тут возникала проблема: согласно законам королевства право быть магом имел только законнорожденный потомок мага! Поскольку младенцы не ведали об этом законе, а природа вероятность рождения мага от смешанной пары определяла по принципу «пятьдесят на пятьдесят», то бастарды частенько наследовали магические способности своих отцов, то есть прямо нарушали чёткий государственный закон. За нарушение этого закона полагалась смертная казнь, причем полагалась она не родителям, а нарушителю-ребёнку, незаконно «своровавшему» магию отца! Если рождение полукровки не удавалось предотвратить, то за ним наблюдали до подросткового возраста: при отсутствии магических сил оставляли в покое и позволяли жить в семье матери как рядовому простолюдину, а при пробуждении магических способностей — камень на шею и концы в воду. Боялись власть имущие появления одарённых простолюдинов, ой как боялись!

Павлюк рассказал свою историю кратко. Мать его, шестнадцатилетняя девчонка-сирота, жившая из милости у деревенской знахарки, не была любовницей мага, но однажды вернулась из леса в невменяемом состоянии и разорванной одежде. Синяки по телу и потёки крови не оставляли сомнений, что над девушкой надругался какой-то негодяй, но сама жертва была не в состоянии рассказать о случившемся: только кричала и плакала, а потом впала в молчаливое