Красная мельница - Юрий Мартыненко

На прииске большинство китайцев. Бирюков хорошо знал, что они отличаются высоким трудолюбием. У них исключены прогулы. По словам мастеров, в этом отношении не имело смысла проверять китайские артели. Темп их работы весьма своеобразен. Нельзя было увидеть удаль, ярость, когда человек, можно сказать, крушит уголь в горных выработках или яростно рыхлит глинисто породы в забое. Китаец неспешно, как заведенные часы, методично выполняет свою работу. Бирюков ни разу не видел ни одного из них пьяным. Единственным злом оставалось то, что в некоторых приграничных районах, удаленных от населенных пунктов, китайцы сеяли опиумный мак. Небольшие дозы опиума они продавали по высокой цене за золото. В некоторых случаях китайские рабочие курили опиум.

Въехав в старательский лагерь на территории прииска, Бирюков почувствовал знакомый запах пищи. Все китайцы были нетребовательны к еде. Вероятно, к этому их приучила крайняя бедность на родине. В рационе питания большое место занимали овощи и крупы. Вместо хлеба они ели пампушки – приготовленные из муки куски пресного теста, которые помещались в деревянном решете над котлом с кипящей водой. Поднимавшийся наверх пар спекал это тесто. Ежедневно варилось нечто среднее между жидкой кашей и супом из пшена или чумизы – китайской разновидности проса. Если что-то жарили, то на растительном масле.

– Стой! – Бирюков поднял руку, увидев двоих человек. Один высокий, другой маленький. Они отчаянно жестикулировали и явно о чем-то спорили.

Бирюков, сунув два пальца в рот, свистнул. Люди наконец обратили внимание на вереницу конников, въезжающих в поселок.

– Идите сюда! – Бирюков поманил их рукой. Те приблизились. Русский и китаец.

– Я начальник волостной милиции Бирюков, а вы кто? – строго спросил незнакомцев.

– Мастер Рудаков, а это артельный подрядчик, – объяснил русский, долговязый и худой, со скуластым небритым лицом и русыми усами мужчина. – Только что прибыл из Амазаро-Урюмской конторы.

Бирюков отдал команду спешиться и спрыгнул с седла.

– Отойдемте в сторонку, – сказал мастеру и подрядчику. – Как все произошло?

– Это случилось позапрошлой ночью. Караульного оглушили.

– Каким образом?

– Вышел до ветру по легкой нужде на крыльцо. Будто караулили, сволочи!

– Проворонили золото! Сколько? – вспылил Бирюков.

– По отчету почти четыре фунта.

– Ничего себе – больше полутора килограммов! Да вас судить за это надо!

– Сами понимаете, товарищ начальник милиции, вся система золотопроизводства и поставок только отлаживается. Война только-только закончилась, – в страхе лепетал мастер.

– Вы это не мне будете объяснять, товарищ Рудаков, а в ОГПУ!

Золото хранилось в металлическом ящике с навесным замком. Его унесли целиком.

На стол начальника областного Управления ОГПУ легла сводка, в которой значилось ограбление одного из восточных приисков.

– Арестовать виновных! Если золото не отыщется, расстреляем!

…Рудаков не стал испытывать судьбу. Сидя в камере, распустил вязаные шерстяные носки, сплел прочную веревочку, привязал к оконной решетке и тихо удавился.

Китаец оказался более смекалистым и проворным. Не дожидаясь, пока его арестуют, а приехали по его душу на лошадях двое сотрудников ОГПУ через два часа после отъезда Бирюкова, артельный подрядчик исчез. Позже выяснилось, что он прихватил с собой мешочек с продуктами. Скорее всего, подрядчик ушел пешком на Аргунь. А там до родной фанзы его отделяла всего-то двухсотметровая водная полоса.

* * *

Над поселком тишина. Огромное черное небо, проколотое мириадами звезд, опрокинулось чашей над опустевшей молчаливой землей. Не видать, как трепещется на коньке старой бревенчатой избы, временно приспособленной под сельский Совет, кумачовый лоскуток. Он словно напоминал о том, сколько крови пролито посельщиками за последние дикие месяцы судорожной схватки за власть. Не слышно по вечерам звонкого смеха. Неведома пустынным деревенским улицам щедрая мехами веселая гармонь. Все обезлюдело. Все опустело. Не топчется по дворам скотина, не поют по утрам голосистые петухи, делая бабам раннюю побудку на утреннюю дойку коров. Для многих семей все пошло прахом. Несоизмеримы ни с чем потери близких… Все не так, как прежде… Все теперь по-иному…

* * *

Гражданская война тем пакостна, что ни победы, ни победителя в ней не бывает. Вот фашистов победили. Вернулись победители домой. Радость! Объятия! Поцелуи! Что тут скажешь? Праздник всеобщий и всенародный. Кто горе хлебнул полной мерой, и те хоть и в слезах, но празднуют. И возьми Гражданскую…

У белых не принято было награждать орденами. Они понимали, что война – братоубийственная. Какими наградами можно отметить, а, точнее, отмерить то лихо, которое довелось хлебнуть по обе стороны баррикад?

Весна 1930 года в стране ожидалась тревожная. Ходили слухи, что в деревне ожидаются большие перемены, что скоро всех запишут в какие-то артели, так называемые, колхозы. Земельные наделы, домашний скот станут общими. В последних числах марта 1930 года в помещении начальной школы состоялся сельский сход. Жителей деревни собрали на собрание по вопросу об организации колхоза. Помещение школы едва вместило всех пришедших на собрание людей. С большим вниманием слушали представителя из области. Он рассказал о целях и задачах коллективизации и попросил участников собрания высказаться по этому поводу. Зажиточная часть мужиков сразу же приняла это новшество в штыки, не дав остальным и высказаться. Собрание было сорвано, народ разошелся. На второй день людей собрали снова.

– Земля истосковалась по мужицким рукам. Земля, что баба, не может без мужика, – просто, без излишней агитационной политики говорил на сходе перед селянами уполномоченный облземотдела, рослый носатый мужчина с голубыми глазами. Он придерживал под мышкой перевязанную бечевой пачку газет. – Потому давайте поскорее организовывать здесь колхоз. Вы, в большинстве своем, люди грамотные, имеете ясное представление о системе коллективных хозяйств, которую успешно строит наше молодое государство. Вот вам свежие газеты. Центральные из Москвы и местные из Читы. Почитайте о последних событиях в целом по стране и, в частности, по нашему краю.

Ефим и Елизавета вступили в колхоз, сдав почти все, что имели в личном хозяйстве, передав туда же и мельницу. Впрочем, насчет мельницы их никто и не спрашивал.

Уполномоченный прибыл из Ленинграда, с Путиловского завода. Партией направлен в Забайкалье подымать коллективизацию. Он, кстати, и подсказал, как назвать колхоз.

– Сергей Миронович Киров, руководитель партийной организации города Ленинграда. Предлагаю назвать ваш колхоз именем Кирова, – предложил он свой вариант для голосования. Новоиспеченные колхозники проголосовали единогласно.

– Завтра же необходимо сделать доску и повесить на входе в колхозное правление, – дал указание колхозному активу. – Возьмите кусок фанеры и аккуратно напишите. Найдется такой художник? Я вот и краску привез, и маленькую кисточку. А позже закажем доску с надписью, отпечатанную типографским шрифтом.