Влипсики - Катя Матюшкина

Жук резко сложил крылья и сбросил с себя Хряпсика. Хряпсик рухнул на песок.

— Ты это чего? Ты кого это решил сбрасывать? — Хряпсик поднялся. В его глазах сверкали искры. — А! Шнопсик! Ты настроил против меня моего же жука! Ну всё! Я давно таким злым не был. Ну сейчас я тебе дам тумака!

Жук, загородив собой Шнопсика, зарычал и, выставив вперёд рога, пошёл на разбойника.

Хряпсик оторопел:

— Ты это чего? Ты это на кого рога поднял?

— А нечего было бросать его одного на дереве! — воскликнул Шнопсик. — Сами убежали, а жука оставили. Вот он и обиделся.

— Ну и что? — Хряпсик, пятясь, выставил перед собой руки. — Нашёлся неженка какой! Настоящий Боевой жук должен выживать в любых экстремальных условиях. Если надо, пусть ест камни. Да если хочешь знать, мы, вдубсики, самые знаменитые дрессировщики, и если захотим, надрессируем ещё десять жуков. Велика ценность!

Не надо было ему это говорить! Жук, обиженно запыхтев, побежал прямо на Хряпсика.

Разбойник, вопя во всё горло, кинулся наутёк в высокую траву. Только его и видели.

Жук, гордо задрав нос, вернулся к Шнопсику.

— Молодец! — обрадовался Шнопсик. — Хороший жук! Теперь нам бы только мха набрать и скорее назад, на дерево.

Жук лизнул Шнопсика в щёку и подставил спину.

— Но у тебя же мокрые крылья! Ты разве можешь взлететь?

Жук изо всех сил принялся махать крыльями, просушивая их.

Через несколько минут они уже подлетели к скале и, зависая около синего мха, стали собирать маленькие круглые шарики, из которых вылетали синие облака. Пыльца огромными пушистыми пучками лежала на мхе.

Шнопсик быстро набрал полный мешок.

— Ну всё! Теперь можно и домой!

Жук, развернувшись, набрал высоту.

Вдруг рядом послышалось странное гудение.

Шнопсик оглянулся и оторопел от ужаса. Позади летел огромный жук-кусачка, а на нём, злобно хохоча, восседал Хряпсик.

— Ну что, не ждал? Так значит, зелёный мох? — грозно спросил он, колотя ботинками по панцирю кусачки. И зловеще добавил: — Я сейчас тебя сброшу!

Влипсёнок прижался к жуку, крепко сжимая мешок с пыльцой.

— Только бы долететь до дерева! — думал он. — Только бы долететь!

Тюк зажмурился. Гусеницы ползли к нему со всех сторон.

— Смотрите! К нам летит Шнопсик! — закричала Мюкля так громко, что на мгновение перекрыла общий шум. — Сюда! Шнопсик, скорее!

Гусеницы задрали головы, и Тюк, воспользовавшись моментом, столкнул одну из них и кинулся прочь.

Боевой жук, выписывая небывалые круги, приблизился к дереву и, наверное, тут же бы приземлился, если бы его не подрезал жук-кусачка с Хряпсиком на спине. Шнопсик с Боевым жуком едва ушли от столкновения и скрылись в листве.

Хряпсик бил жука-кусачку пятками.

— Быстрее! Догони его!

Жук-кусачка открыл пасть, и на солнце сверкнули жёлтые зубы.

— Что это там такое? — испугался король. — Что это за зубастик? Уберите его отсюда! Я его боюсь!

— Это жук-кусачка! — крикнул Хряпсик. — У него сто зубов! Это самый зубастый жук на свете, и сейчас он кого-нибудь… Ой!

На мгновение он отвлёкся от управления, и Кусачка врезался в самую гущу гусениц, воткнувшись зубами в дерево как раз туда, где только что сидел Тюк. Гусеницы, толкая друг дружку, кинулись прочь.

Разбойник шлёпнулся на ветку и тут же получил метлой по голове от бабушки Подметушки.

— Эй! — крикнул кто-то сверху. — Гусеницы! Хвосты не потеряйте!

Гусеницы удивлённо подняли головы.

Это был Шнопсик. Он летел на жуке и размахивал огромным мешком.

— Шнопсик, — закричала Мюкля, — ты привёз пыльцу?

Вместо ответа Шнопсик развязал мешок. Оттуда вылетело синее облако. Оно красиво клубилось и сияло, будто в нём мерцали тысячи звёздочек. Быстро разрастаясь, облако опустилось на дерево. Воздух наполнился синим сиянием. Даже волосы Мюкли стали чуть-чуть синими.

Гусеницы как зачарованные принялись раскачиваться на месте. Их глаза завертелись с такой скоростью, что казалось чудом, что гусеницы не падают от головокружения, но прошло ещё несколько секунд, и гусеницы одна за другой принялись кружиться на месте, будто танцевали какой-то диковинный танец.

Коренной король слетел с вертящейся гусеницы на ветку и судорожно вцепился в неё руками. У короля так закружилась голова, что ему казалось, будто и дерево кружится вместе с ним, стараясь перекувырнуться в воздухе. Коренные жители, повалившись с гусениц, тоже повисли на ветках, ухватившись за них руками.

— Смотрите! Гусеницы превращаются в крутящиеся шары! — воскликнула Мюкля и захлопала в ладоши.

— Это что за безобразие?! Нечего тут крутиться! — завопила тётушка Фэ, схватила палку и стукнула по шару. Раздался хлопок, шар лопнул, и на его месте осталось какое-то полупрозрачное скрюченное существо.

— Фу! Козявка! — завизжала тётушка Фэ, отпрыгивая в сторону, но наткнулась на ещё одно такое же существо из другого, только что лопнувшего шара. — Что это за гадость такая? А ну, прочь с дерева!

Один за другим на дереве взрывались шары. Влипсики заткнули уши.

— Перестаньте! Прекратите! — заметался между шарами Хряпсик. — Что вы делаете? Вы должны есть листву!

Дундук перестал изображать Опилочного колдуна. Он где-то потерял трость, шляпа съехала на бок, и разбойник выглядел поникшим и растерянным.

Тётушка Фэ замахнулась на непонятное создание, но вдруг оно разогнулось и стало расправлять тонкие перламутровые прозрачные крылья. У тётушки Фэ палка вывалилась из рук — перед ней была удивительной красоты бабочка с длинными усиками и огромными добрыми глазами.

Бабочка расправила крылья и взлетела. Следом за ней взлетели ещё несколько бабочек, и вскоре всё дерево оказалось в порхающих и радостно кружащихся бабочках.

— Это что такое? — верещал король. — Вернитесь! Кто разрешил?! Не превращайтесь! Где хоть одна гусеница?

Но гусениц больше не осталось. А бабочки обрадовались своему появлению на свет, и ничего не знали про войну.

— Ура! — закричал Шнопсик. — Победа!

— Ура! — разнеслось по дереву.

Влипсики бросились друг к другу обниматься и пустились в пляс от радости.

Дедушка Хрипс смахнул скупую слезу, потом смахнул ещё одну скупую слезу, потом ещё и ещё и сказал:

— Хороший у меня внук! Почти такой же, как я! Только без бороды!

— Это самый большой королевский позор, который я когда-либо испытывал! — пробурчал король, надвинув на глаза корону.