Жутко громко и запредельно близко - Джонатан Сафран Фоер

Мама сказала: «Там его дух», и это меня уже по-настоящему достало. Я сказал: «У папы не было духа! У него были клетки!» — «Там наша память о нем». — «Наша память о нем здесь», — сказал я, указывая на свою голову. «У папы был дух», — сказала она, точно отматывая наш разговор к началу. «У него были клетки, а теперь эти клетки на крышах, и в реке, и в легких у миллионов людей по всему Нью-Йорку, и они их выдыхают, когда разговаривают!» — «Не говори таких вещей». — «Но это же правда! Почему ты запрещаешь мне говорить правду!» — «Ты переходишь все границы». — «Если папы нет, мам, это вовсе не значит, что можно быть нелогичной». — «Очень даже значит». — «Нет, не значит». — «Возьми себя в руки, Оскар». — «Отъебись!» — «Что?!» — «Извини. Я хотел сказать, отсовокупись». — «Тебе необходим тайм-аут!» — «Мне необходим мавзолей!» — «Оскар!» — «Перестань мне врать!» — «Кто тебе врет?» — «Где ты была!» — «Где я была когда?» — «В тот день!» — «Какой день?» — «В тот». — «В каком смысле?» — «Где ты была!» — «Я была на работе». — «А почему не дома?» — «Потому что я должна ходить на работу». — «Почему ты не забрала меня из школы, как другие мамы?» — «Оскар, я бежала домой со всех ног. Но мне сюда добираться дольше, чем тебе. Я решила, что лучше нам встретиться дома, чем тебе дожидаться меня в школе». — «Ты должна была быть дома, когда я пришел». — «Я бы и сама так хотела, но это было невозможно». — «Надо было, чтобы возможно». — «Я не умею делать невозможное возможным». — «Ты должна была». Она сказала: «Я бежала домой, как сумасшедшая». Потом она заплакала.

Топор побеждал.

Я прижался к ней щекой. «Мавзолей можно без наворотов, мам. Главное, чтобы над землей». Она глубоко вздохнула, обвила меня рукой и сказала: «Если без наворотов, тогда ладно». Я стал придумывать, как бы ее расколоть, потому что решил, что если это получится, она перестанет на меня злиться и снова будет любить. «И обязательно с копытами». — «С чем?» — «Чтобы я мог их отбросить». Она улыбнулась и сказала: «О'кей». Я засопел, поняв, что план срабатывает. «И с биде». — «Непременно. Одно биде клиенту!» — «И с электрическим заграждением?» — «С электрическим заграждением?» — «Чтобы могильщики не разворовали мои драгоценности». — «Драгоценности?» — «Ага, — сказал я. — Драгоценности мне тоже понадобятся».

Мы вместе раскололись, что было необходимо для возвращения к любви. Я достал из-под подушки дневник самочувствия, открыл на текущей странице и заменил ПОДАВЛЕННО на ПОСРЕДСТВЕННО. «Вот и отлично!» — сказала мама, заглядывая мне через плечо. «Не отлично, — сказал я, — а всего лишь посредственно. И, пожалуйста, не подглядывай». Она потерла мне грудь, что было приятно, хотя пришлось немного повернуться, чтобы она не нащупала на шее ключ, тем более, два.

«Мам?» — «Да». — «Ничего».

«Что с тобой, котенок?» — «Правда, было бы здорово, если бы в матрасах делали выемки для рук, чтобы, когда ты поворачиваешься набок, их можно было туда класть?» — «Это было бы отлично». — «И, наверное, полезно для спины, потому что не искривлялся бы позвоночник, а я знаю, как это важно». — «Это очень важно». — «И обниматься удобнее. А то одна рука все время мешается, да?» — «Да». — «Очень важно, чтобы людям было удобно обниматься». — «Очень».

ПОСРЕДСТВЕННО

СДЕРЖАННО ОПТИМИСТИЧНО

«Я скучаю по папе». — «Я тоже». — «Правда?» — «Конечно, скучаю». — «Нет, правда?» — «Неужели ты сомневаешься?» — «Просто ты не ведешь себя так, как когда скучают». — «А как я себя веду?» — «Я думаю, ты сама знаешь, как». — «Нет, не знаю». — «Я слышу, как ты смеешься». — «Как я смеюсь?» — «В гостиной. С Роном». — «Ты думаешь, что если я иногда смеюсь, значит, я не скучаю по папе?» Я повернулся набок, спиной к ней.

СДЕРЖАННО ОПТИМИСТИЧНО

ЖУТКО ПОДАВЛЕННО

Она сказала: «Я и плачу много, к твоему сведению». — «Я что-то не замечал». — «Может, потому, что я не хочу, чтобы ты замечал». — «Почему не хочешь?» — «Это несправедливо по отношению к нам обоим». — «Нет, справедливо». — «Мы должны жить дальше». — «Сколько ты наплакала?» — «Сколько?» — «Ложку? Миску? Ванну? Если сложить все вместе». — «Слезами горе не измеришь». — «А чем?»

Она сказала: «Я пытаюсь заново научиться радоваться. Когда я смеюсь, мне радостно». Я сказал: «А я не пытаюсь заново научиться радоваться и не буду». Она сказала: «Ну и напрасно». — «Почему?» — «Потому что папе хотелось бы, чтобы ты радовался». — «Папе хотелось бы, чтобы я его помнил». — «Разве нельзя помнить и одновременно радоваться?» — «Разве обязательно было влюбляться в Рона?» — «Что?» — «Ясно же, что ты в него влюбилась, вот только не пойму, почему? Что в нем такого особенного?» — «Оскар, ты никогда не думал, что в жизни все не так однозначно?» — «Я об этом думаю постоянно». — «Рон мой друг». — «Тогда обещай, что ты больше никогда не влюбишься». — «Оскар, Рону тоже сейчас нелегко. Мы друг другу помогаем. Мы друзья». — «Обещай, что не влюбишься». — «Почему ты об этом просишь?» — «Или ты обещаешь, что никогда не влюбишься, или я тебя больше не люблю». — «Это несправедливо». — «Ну и пусть! Я твой сын!» Она сделала громаднейший вздох и сказала: «Как же ты похож на папу». И тогда я сказал то, чего говорить не собирался и вообще не хотел. Говоря это, я одновременно сгорал от стыда за то, что мои слова смешаны с папиными клетками, которые я вдохнул, когда мы были на граунд зеро. «Уж лучше бы на его месте была ты!»

Она продолжала смотреть на меня целую секунду, потом встала и вышла из комнаты. Мне хотелось, чтобы она хлопнула дверью, но она не хлопнула. Она ее осторожно прикрыла, как всегда. Я чувствовал, что она так и стоит под дверью.

ЖУТКО ПОДАВЛЕННО

ЗАПРЕДЕЛЬНО ОДИНОКО

«Мам?»

Ничего.

Я слез с кровати и подошел к двери.

«Беру сказанное назад».

Она молчала, но я слышал, как она дышит. Я положил ладонь на ручку двери, потому что представил ее ладонь на ручке двери с другой стороны.

«Я же сказал, что беру сказанное назад».

«Такое назад не берется».

«Тогда прости».

Ничего.

«Ты принимаешь мои извинения?»

«Не знаю».

«Как ты можешь не знать?»

«Я не знаю, Оскар».

«Ты на меня сердишься?»

Ничего.

«Мам?»

«Да».

«Ты все еще сердишься?»

«Нет».

«Ты уверена?»

«Я на тебя не сердилась».

«А что же тогда?»

«Мне больно».

ЗАПРЕДЕЛЬНО ОДИНОКО

ВИДНО, Я УСНУЛ НА ПОЛУ. КОГДА Я ПРОСНУЛСЯ, МАМА СТАСКИВАЛА С МЕНЯ РУБАШКУ ЧЕРЕЗ ГОЛОВУ, ЧТОБЫ ПЕРЕОДЕТЬ В ПИЖАМУ, И ЗНАЧИТ, ДОЛЖНА БЫЛА УВИДЕТЬ ВСЕ МОИ СИНЯКИ. Я ИХ ПЕРЕСЧИТАЛ ВЧЕРА ВЕЧЕРОМ ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ, И БЫЛО РОВНО СОРОК ОДИН. НЕКОТОРЫЕ РАСПЛЫЛИСЬ, НО БОЛЬШИНСТВО МАЛЕНЬКИЕ. Я ИХ НАСТАВИЛ НЕ ДЛЯ НЕЕ, НО ВСЕ РАВНО ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ОНА СПРОСИЛА, ОТКУДА ОНИ ВЗЯЛИСЬ (ХОТЯ ОНА, СКОРЕЙ ВСЕГО, ЗНАЕТ), И ПОЖАЛЕЛА МЕНЯ (ПОНЯВ, НАКОНЕЦ, КАК МНЕ ТЯЖЕЛО), И УСТЫДИЛАСЬ (ПОТОМУ ЧТО ОНА В ЭТОМ ТОЖЕ ВИНОВАТА), И ПООБЕЩАЛА, ЧТО НЕ УМРЕТ, ОСТАВИВ МЕНЯ СИРОТОЙ. НО ОНА НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛА. А УВИДЕТЬ ВЫРАЖЕНИЕ ЕЕ ГЛАЗ ПРИ ВИДЕ СИНЯКОВ Я ТОЖЕ НЕ СМОГ, ПОТОМУ ЧТО ГОЛОВА ЗАСТРЯЛА В РУБАШКЕ, И ЛИЦО БЫЛО, КАК В КАРМАНЕ ИЛИ ПОД ЧЕРЕПОМ.