Фридрих Вильгельм I - Вольфганг Фенор

Это никак не соответствовало интересам нового короля, expressis verbis[16] провозгласившего человека высшей ценностью в стране. Что станет с государством, если ремесленники эмигрируют толпами, мастера мануфактур сбегают, а поместья и крестьянские хозяйства приходят в запустение из-за нехватки рабочей силы? Фридрих Вильгельм прислушался к словам министров, сообщавших о дрожащей от страха стране, и в конце 1714 г. запретил принудительную вербовку рекрутов. Впредь призыву на военную службу подлежали лишь юноши, не имевшие профессии, и те, кто хотел служить за деньги (так называемый «хандгельд»). Исключение составляли только «мятежные и развратные» личности, противившиеся воле работодателей, мастеров и сельских хозяев, — их можно было привлекать к военной службе в принудительном порядке. Но вскоре исключение оказалось правилом, и в конечном счете эта практика привела к превращению армии в карательно-исправительное учреждение, а в глазах населения скатилась до уровня шайки.

В малонаселенной Пруссии было совершенно невозможно, опираясь на собственные человеческие ресурсы, реализовать тщеславный проект Фридриха Вильгельма по увеличению армии и не нанести при этом тяжелый ущерб экономике. Более двадцати процентов его солдат, то есть десять тысяч человек, и так были иностранными наемниками, людьми, поступившими на службу в прусскую армию за «хандгельд». Но в 1715 г. король решил, с учетом внутренних трудностей, расширить вербовку солдат за границей и увеличить численность наемников-иностранцев.

Идея эта не была столь необычной, как это может показаться в наши дни. Под «иностранцами» тогда подразумевались прежде всего немцы не из Пруссии, то есть люди, говорившие на немецком языке. Но в «Священной Римской империи германской нации» действовал древний закон, по которому курфюрстам — и соответственно прусскому королю — разрешалось вербовать людей из многочисленных имперских (то есть суверенных) городов и городков, где всегда хватало безработных и искателей приключений, охотно соглашавшихся за деньги послужить в чужой армии. В следующие двенадцать лет Фридрих Вильгельм использовал это право самым активным образом. В 1728 г. «закон о вербовке иностранцев» начал применяться в других немецких землях (то есть вне свободных имперских городов) и даже за пределами империи. Более тысячи агентов — преимущественно офицеры с темным прошлым, но нередко и евреи, специализировавшиеся в этом новом роде деятельности, — постоянно разъезжали по Германии и другим странам Европы, вплоть до России, Польши, Далмации и Ирландии, дабы доставить прусскому королю новых рекрутов. В первое время удавалось завербовать примерно тысячу иностранных рекрутов в год, но с 1720 г. число новых наемников снизилось до пятисот человек. К 1720 г. Фридрих Вильгельм увеличил свою армию вдвое, доведя ее численность до 55 000 человек, тридцать процентов из них были родом не из Пруссии. Поразительное для своего времени достижение — с учетом того, что подобный результат был получен благодаря собственным финансовым ресурсам (не было взято ни гроша иностранных займов). Несомненно, причиной страсти Фридриха Вильгельма к армии был трезвый расчет, правильно понятые интересы страны: в глазах крупных держав — Франции, Австрии, Англии — теперь Пруссия была достаточно сильна, и никому бы и в голову не пришло нарушить ее государственные границы.

К сожалению, со временем его любовь к армии выродилась в забаву, можно даже сказать — в нездоровое обожание солдат, «возлюбленных детей», доходившее порой до своего рода навязчивого состояния. Страсть его была направлена прежде всего на тех, кого он называл «верзилами», — на высоких, статных молодых людей ростом по крайней мере 1,72 метра. Пристрастие короля к определенному росту довольно насмешливо было подмечено еще в его отроческие годы, когда он муштровал в Вустерхаузене свою «кадетскую роту».

Несомненно, в основе королевского сумасбродства лежали чисто практические соображения. Мушкет того времени был почти вдвое длиннее и тяжелее, чем, к примеру, карабин 98-го калибра, стоявший на вооружении вермахта времен Второй мировой войны. И свободно обращаться с таким мушкетом, заряжать его с помощью шомпола через дуло (казенной части у оружия тогда еще не было) «верзиле» было, конечно, проще, чем низкорослому солдату. Возникновение линейной тактики привело к выводу в наступление длинных рядов мушкетеров и гренадеров с версту ростом. Когда шеренга таких великанов (да еще в высоких блестящих шапках) ощетинивалась гигантскими штыками и тяжелой поступью начинала приближаться к противнику, их вид уже сам по себе мог ввергнуть противника в состояние шока и лишить боеспособности. Наконец, в те времена, когда люди были гораздо ниже, чем сегодня, высокий рост считался убедительным свидетельством крепкого здоровья и воли к жизни. В разъездах по стране Фридрих Вильгельм то и дело встречал маленьких, хилых, золотушных людей, заброшенных Тридцатилетней войной в деревни, подобно обломкам затонувших кораблей. Вот и казались королю его любимые «верзилы» прообразом новой, улучшенной человеческой породы.

Историки оценивают историю с «верзилами» как типичное самодурство прусского короля-солдата. Об этом не может быть и речи. Идеал красоты той эпохи, во всяком случае для военных, во всех странах Европы оставался одним и тем же. В 1727 г. про английский драгунский полк под командованием лорда Стэрса говорили, что в нем нет «ни одного драгуна ниже шести футов», то есть 1,8 метра. Пять лет спустя прославленный «желтый полк» графа Рутовского в Дрездене составляли гвардейские батальоны, где в первом не было ни одного человека ниже 1,77 метра, тогда как рост фланговых доходил до 1,94 метра. Желание Фридриха Вильгельма иметь в своей армии высоких солдат со временем переросло в одержимость, пошедшую на убыль лишь двадцать лет спустя, после того как в 1733 г. был издан прусский Кантональный регламент — мы еще сможем проверить истинность этого суждения.

Но пока вся Европа твердит: прусский король-солдат сходит с ума по высоким парням. И действительно, повсюду — на востоке и на западе, на севере и на юге — можно встретить прусских офицеров-вербовщиков. Они жадно высматривают каждого мало-мальски рослого или хотя бы не слишком маленького юношу, а вскоре уже сидят с ним в городской пивной или тащатся вслед за ним на деревенские танцульки, позванивая серебром и уговаривая поступить на службу в Пруссии. Охоте за рекрутами не мешали и в австрийских землях. Венский двор старался не портить настроение молодому берлинскому монарху; причуды Фридриха Вильгельма шли венской политике на пользу. 27 ноября 1726 г. австрийский особый посланник граф Зекендорф писал из Берлина принцу Евгению: «Всеподданнейше благодарю Его Императорское Величество за милостивое разрешение доставить в Берлин двадцать высоких юношей… Но должен честно сознаться: я обнадежил короля в получении, согласно контракту, 24 новобранцев в подарок от императорского двора». (Недостающая четверка тут же была доставлена.)

Скоро уже все европейские дворы знали: от прусского короля можно получить почти все, стоит только подарить ему красавцев «верзил». За благосклонность прусского монарха таким образом боролись Англия, Франция, Швеция, Дания. Хитрый царь Петр использовал слабость своего прусского друга с огромной выгодой для себя: он пригнал в Пруссию целую толпу гигантов, а за это, в качестве встречного подарка, принял у себя опытных мастеров и ремесленников, заложивших в России основы ее собственной индустрии, в том числе и знаменитый оружейный завод в Туле. Численность русских в потсдамском лейб-гвардейском полку достигла таких размеров, что здесь проводились православные богослужения.