Любимая ученица. Книга 4 - Диана Морьентес

- А я думала, - протянула Жанна, - что вашадружба - это просто совпадение интересов: психология и все такое... Вот и непонимала, откуда такая близость, больше, чем родственная связь...

Потом малыш принялся толкать Жанну, и мужчины синтересом разложили у нее на животе свои ладони. Света за соседним столикомнервно собралась и, оставив свою подругу расплачиваться, выбежала на улицу.

* * *

И вот, уехали Олины родственники. Макс, какобещал, привез ее к себе. Разместил девушку в Катиной комнате и разрешил спатьна Катиной кровати на втором ярусе, если Оля со своим ростом манекенщицывместится в пределы ограждений. Если нет, придется ей мучиться на раскладномкресле. Первую ночь Оля вообще не спала, хотя Максим предупредил ее, что непобеспокоит ее ни при каких обстоятельствах. Все ждала, что он, как ее братец,придет и начнет трогать ее под одеялом...

Увидев Олины опухшие глаза утром на кухне, Максне сдержался:

- Не доверяешь мне?

Оля смущенно молчала, не хотела обидеть егосвоим честным ответом.

- Ты здесь в безопасности, понимаешь? Тебя здесьникто не обидит, - и ради ее самооценки признал не совсем искренне: - Хотя тыкрасивая девушка, и если ты начнешь меня соблазнять, то, может быть, я и неоткажусь. И то, не уверен: все-таки я женат и изменять не хочу. К тому же, поночам я уставший после работы - ни одной женщине не враг. Не бойся, списпокойно.

В этот день забрал к себе жить и дочку, разтеперь есть, с кем ее оставить дома на ночь. Олю это изрядно успокоило.

Ольга с удовольствием пересматривала тысячиНаташиных фотографий, и эротические в том числе. И, затаив дыхание, слушала,как Максим разговаривает со своей девушкой по телефону. Катя, конечно,проболтается Наташе, что здесь две недели жила молодая и красивая папинаподруга, поэтому Макс рискнул рассказать это Наташе сам. Она была против, носделала вид, что понимает мотивы Максима.

Одной ночью Максиму все же пришлось заглянуть вкомнату к Оле. Катя заплакала, и Максим проснулся. Сработал рефлекс: плачетребенок - надо встать и подойти. Малышка ревела огромным ревом, у нее болеларука. Ревела, скорее, с перепугу: она никогда не ломала ни рук, ни ног. Олятоже сидела в ужасе: Катюшка спала спокойно и вдруг как завопит! Оля замоталасьв одеяло, чтобы Максим Викторович не видел ее в соблазнительной сорочке, ивстала вместе с ним возле Катиной кровати. Максим пытался осмотреть Катинуконечность, но малышка пищала от любого прикосновения. Никаких видимыхповреждений не было. Четыре утра. Он только успел задремать после работы.

Думали, что девочка просто отлежала руку. Ждали,но боль не проходила. Тогда Макс вытащил Катю с кровати на пол.

- Рука у тебя болит, а на ногах стоять можешь?Ну, тогда давай оденемся и поедем к врачу.

Катя заорала пуще прежнего, врачей она боитсяеще сильнее, чем собственной боли.

- А что ты думаешь, я просто так буду сидеть ислушать твой рев? - удивился папа. И осторожно укутывая девочку в одежду,успокаивал: - Доктор тебе не сделает хуже! Он просто посмотрит, скажет, почемуболит, - и целовал дочку в щечки. - Я думаю, ничего страшного. Не бойся. Резатьтебя никто не будет, поверь!

Повез ее в травмопункт. Дежурный врач посмотрелруку, даже рентген делать не стал, посоветовал мазь и покой. Легкое растяжение.Видимо, она неудачно перевернулась во сне.

*

Трудно ли быть сволочью? Максим убеждал себя,что не сделал ничего плохого, но откуда же это мерзкое чувство вины? Чувствособственного предательства... Словно прошел по нехоженому полю, оставив засобой следы и уйму сломанных веточек.

- Юра, ты был прав, - говорил он приятелю накухне у себя дома за бутылочкой дорогого коньяка, - эта девушка, Оля... Мынравимся друг другу.

Юра в ожидании пояснения внимательно смотрел натоварища.

- Только по-разному, - добавил тот.

...

Видимо, на Олю большое впечатление произвела надежность,в которой она жила у него дома две недели. Он сколько угодно лет мог клясться,то не тронет ее, но всего две недели с ним и без намеков имели решающеезначение.

Это был прелестный майский денек, девчонки наулицах нетерпеливо переоблачились в едва ли не летнюю одежду, обнажаябледненькие животики или серенькие плечики. Макс нагло ловил их взгляды иулыбался - так, чтобы девчонки долго еще оставались в недоумении: его улыбка -это знак симпатии или реакция на разговор с той, что идет рядом с ним.Возможно, он спровоцировал Олину ревность, хотя она ничего не позволила емупонять. Она уже не стремится подражать Наташе - та бы сразу заявила: 'А ну!Глазки только на меня!' А Оля даже не поругала, что он так 'развратно' себяведет, пока Наташа далеко. Почему-то в последнее время все чаще бывают моменты,когда Оле на Наташу и вовсе наплевать.

Она выбрала тихое уединенное место в стороне оттротуара, насколько это было возможно на морской набережной. Они стояли на видуу всех: на самом конце буны, а казалось, что в самом сердце моря. На виду увсех и так недоступно! Волны одна за другой, как хищники, обступали буну совсех сторон, а самые смелые даже наплескивались на бетон, заставляя Олю и Максавесело отбегать на пару шагов. Сквозняк здесь был еще сильнее, чем на берегу, иМакс разрывался на части: надо и Олю держать, чтобы она не упала на скользкомот водорослей бетоне, и волосы ловить или хотя бы убирать их с лица.

- Хорошо тебе! - подсмеивался он то ли над ней,то ли над собой. - Сантиметров десять себе на макушке оставила - и довольна!

- Девушкам часто нравятся длинноволосые парни, -утешила Оля.

- Я знаю! - кокетливо подмигнул ей Макс.

- Становитесь вот так, - предложила Оля иразвернула их обоих так, чтобы ветер дул ей в спину, а мужчине - в лицо.

Взяла его за руку при этом и сквозь шум морскогоприбоя заметила вполголоса:

- У Вас пальцы холодные.

Дальше было что-то невообразимое: Максим совершенноне узнавал свою маленькую подопечную. Раньше не акцентировал внимание на еезаботе о нем, но сейчас это по-новому отпечаталось в мозге. Она не отпускалаего руку, вместо этого только раскатала отворот его рукава - так повелосьиздавна, что Макс любит носить свитера на молнии на голое тело, а у этой кофтыбыли длинные рукава, которые он закатывал себе по размеру. Оля развернула этуманжетку до середины его пальцев, прошептав ему:

- Вроде, так модно носить. Я в журналах видела.

И, прижавшись к нему вплотную, улыбнулась:

- Правая... Сюда бы еще обручальное колечко...

Максим не успел ни осознать, ни ответитькакой-нибудь колкостью на ее последнее замечание - был то ли тронут, то лишокирован ее смелостью и инициативой. Только обхватил ее своей свободной левойза затылок: