Провокатор - Сергей Валяев

— Спасибо.

Клац. Тишина. Тишшшшшшшшшшшшина — только шуршание ленты.

— У вас курить есть? — проговорил ломкий испуганный голос.

— Вот-вот, пожалуйста. — Голос жены.

— Спасибо.

— А ругаться не будут?

— Не. Нам, смертникам, поблажку делают.

— Вы… вы так спокойно говорите?

— А вы кто?

— Из газеты, корреспондентка.

— А?.. Только я на героя-то не больно похож, больше на зебру… Кашель. — Чер-р-рт, отвык.

— Ваше дело в Верховном суде, я знаю…

— А что там?

— Где, в суде?

— На воле.

— З-з-зима.

— И снег идет?

— Идет.

— Я зиму люблю. Помню, катались на санках, маленькие, с горы, и выезжали с горы-то прямо на дорогу… А там машины… И вот я под передними и задними колесами грузовика проскочил, понимаете, случайно, честное слово. Понарошку бы ни за что…

— Понимаю.

— Только вот, оказывается, от судьбы не отскочишь.

— Все будет хорошо.

— Да?..

— Но вы же… вы же… вы же?

— А что я? Убивец.

— Но… но…

— Вот убей меня, а понять не могу — зачем я их тогда… зачем?.. Жили бы все… Как наваждение…

— Как наваждение?

— Точно!

— И никогда бы, простите, не повторили?

— После камеры — никогда.

— Страшно?

— Не. Привыкаешь. Ходишь как в вате. Тут вроде как коммунизм: кормежка бесплатная и делать ничего не надо.

— Это не коммунизм.

— Ну рай!.. Вот только плохо — ждешь-ждешь-ждешь…

Тишшшшшшшшшшина.

— У вас есть родные?

— Бабка. Померла, наверное. Ноги плохие. Не ходила.

— И все?

— Не… еще есть… хотя про нее не надо… Она меня забыла…

— Девушка?

— Ага, девушка, Сусанной зовут. — Тишина. — А вы красивая… У вас муж?

— Да.

— Хороший?

— Как бы это сказать…

— А я тоже хотел жениться. Честное слово. На Сусанне. Я был бы хорошим мужем. Хорошим. Вы знаете, сколько слесаря… Туда-сюда нормально. Машину бы купил, можно и старую. Мы люди не гордые. Не гордые. А руки у меня золотые! Я бы работал и работал… — Тишшшшшшшина. — Ааааа! Дикий вопль. Беспорядочные удары по стальной двери. — Пустите меня! Пустите-е-е-е!

Скрежет железа о железо, невнятный шум борьбы, крик:

— Что, красивая, вечная, пришла глядеть, как я подыхаю?! А я уже издох! Издо-о-о-о-ох! О-о-о! Будьте вы все прокляты!

Лязг металла, после назидательный голос:

— Вот, пожалуйста, я предупреждал: народ у нас невыдержанный… сами понимаете… специфика производства…

— Да-да, спасибо, спаси…

Лента в кассете закончила свою жизнь, и диктофончик с характерным звуком выстрелил клавишу пуска вверх.

Когда первое искусственное космическое тельце преодолело земное притяжение, то мир обрел бессмертие. Почему? Дело в том, что у человечества появилась возможность в катастрофический катаклизм покинуть отработанную территорию и расплодиться по всевозможным планетам и мирам, превращая их тотчас же в цветущий сад.

Правда, пессимисты утверждают, что в иных мирах отсутствует воздух с кислородной начинкой, необходимой для наших изношенных легких. Плохо представляют пессимисты человека — особенно нашего, воспитанного в духе активного гражданина, духовно богатой, нравственно благородной личности. Если такому межгалактическому бойцу выдадут лопату и приказ сажать, но не дышать, то с полной уверенностью можно сказать: приказ Родины будет выполнен.

Моя жена О. Александрова вторую неделю лежит, отвернувшись к стене. Она что-то там увидела. Что?

— Я иду в театр, — говорю. — Меня пригласили для разговора.

Молчание.

— Ты бы поела, — говорю. — Я приготовил суп «Весенний» с фасолью.

Молчание.

— Я пошел, — говорю.

Молчание.

И я ухожу — и вправду иду в театр. Там прочитали мою пьесу «Генеральная репетиция осенью 1937 года». К моему удивлению, меня встречают радостно и приветливо:

— Дорогой! Прочитал! Получил массу впечатления! Заряд впечатлений! Тебя хлопают по плечу, щипают за локоток, толкают в шею. — Но, голубчик, ты пойми правильно: время!

Ты не понимаешь.

Тебе объясняют, что время нынче смутное, непредсказуемое, черт знает, и вообще, старик, зачем ворошить прошлое? Надо жить настоящим. А настоящее какое — созидающее! И нет ли у меня пьески о машинисте тепловоза? Нет? Плохо. Ну, тогда работай-работай.

Я спешу в следующий театр. Меня снова встречают радостно и приветливо:

— Чаю? Пирожные?.. Кушайте-кушайте. Вы бедный драматург. Я знаю, что такое бедный драматург! О-о-о! Бедный драматург!.. Я помню таких бедных драматургов!!! О-о-о!

Ты, давясь пирожным, интересуешься своей работой.

— О-о-о! То, что вы написали, это даже не талантливо! Это бодро, находчиво, смело! Вы смелый человек! О-о-о!.. Но, милый ты мой, славный мой, какое сейчас время! Вы меня понимаете?

Ты не понимаешь. И собираешься уходить, а тебя пытают на пороге:

— Да-да!.. У вас, случайно, нет произведения о машинисте тепловоза, ударнике труда?

Бредешь в следующий театр. А там сидит Белоусова и дымит, как тепловоз, на котором ударно трудится проклятый машинист.

— У меня нет пьесы о машинисте тепловоза! — орешь ты ей, открыв дверь.

— Да-да, — говорит она задумчиво. — Наш паровоз, вперед лети!.. А это хорошая мысль! Своевременная! Надо подсказать режиссерскому составу. Будет в духе времени! — И продолжает чтение очередного бессмертного опуса.

Ты некоторое время стоишь в клубах дыма и начинаешь грешным делом подумывать, а не написать ли действительно трагикомедию о машинисте тепловоза, который ехал-ехал, ехал-ехал и приехал…

— Молодой человек, вы ко мне? — прерывают твои мысли.

— Да-с! — И объясняешь причину своего жалкого появления. А тебе в ответ: пьеса не прочитана, надо подождать. Ты благодаришь, кланяешься, цапаешь дверную ручку и слышишь:

— Э, молодой человек!.. А у вас ничего нет о машинисте тепловоза?.. Нет?.. Жаль-жаль…

Сумасшедший дом.

Сумасшедший мир.

Сумасшедший я и родина моя.

девушка Сусанна пользовалась популярностью в образцово-показательном дурдоме среди медицинских братьев. Была она женщина любвеобильная и страстная и вовсе не сумасшедшая, хотя, правда, сдвиг у нее был: в самые интересные минуты она почему-то пытала: