Леденящее пламя - Джуд Деверо

— Мистер Таггерт, вас устроит это место — рядом с Хьюстон и напротив Блейр? — заворковала Опал.

Некоторое время все молча сидели перед своими тарелками.

— Надеюсь, вы любите ростбиф, — заметил мистер Гейтс, начав разрезать большой кусок мяса.

— Да уж надеюсь, что он понравится мне больше, чем то, что я ем каждый день. Правда, Хьюстон настолько мила, что нашла мне кухарку.

— А кого ты наняла, Хьюстон? — спросила Опал с холодком в голосе, напоминая дочери, что в последнее время та подолгу не бывала дома и никто не знал, где она находится.

— Миссис Мерчисон, на то время, пока Конрады в Европе. Сэр, у мистера Таггерта, возможно, есть некоторые предложения относительно капиталовложений, — обратилась она к мистеру Гейтсу.

"Ну теперь его будет невозможно остановить», — подумала Блейр. Таггерт походил на слона в посудной лавке. Когда мистер Гейтс спросил его о вложениях в строительство железных дорог, он поднял кулак и проревел, что железные дороги приходят в упадок, что ими покрыта вся страна и на этом уже невозможно сделать приличные деньги — «разве несколько сотен тысяч». Его кулак обрушился на стол, и все от неожиданности подскочили.

В сравнении с темпераментными и громогласным Таггертом, Гейтс казался котенком. Таггерт не терпел вообще никаких возражений; он был прав во всем и рассуждал о миллионах долларов, как о песке.

Вдобавок к самонадеянности, он обладал устрашающими манерами. Он пытался отделить кусок от своего ростбифа ребром вилки, и, когда тот соскочил с тарелки и перелетел через стол к Блейр, Таггерт даже не прервал своих поучений Гейтсу о том, как управлять пивоварней; просто вернул мясо на тарелку и продолжил трапезу. Игнорируя три вида поданных на гарнир овощей, он взгромоздил себе на тарелку два фунта картофельного пюре и вылил все содержимое соусника на вершину этой белой горы. Чтобы насытиться, ему потребовалась половина десятифунтового куска жаркого. Он перевернул чашку Хьюстон, но она только улыбнулась ему и сделала знак служанке принести тряпку. Он выпил шесть стаканов охлажденного чая, прежде чем Блейр увидела, как Сьюзен тайно наполняет его стакан из отдельного кувшина. И тогда Блейр догадалась, что Хьюстон позаботилась, чтобы Таггерту подавали темное пиво со льдом. Он разговаривал с набитым ртом, и дважды еда оказывалась у него на подбородке. А Хьюстон, словно он был ребенком, дотрагивалась до его руки, затем до его салфетки, которая так и оставалась свернутой перед его прибором.

Блейр не хотелось есть. Ей было не по себе оттого, что вокруг летает пища, что столовое серебро совершает прыжки, а этот невыносимый, громогласный человек завладел беседой. С таким же успехом он мог произносить речь.

Но хуже всего было то, что Хьюстон, ее мать и Гейтс ловили каждое его слово, будто они были на весь золота. «А может, и так», — с презрением подумала Блейр. Она никогда особенно не думала о деньгах, но, возможно, для других людей они значили все. Во всяком случае, о Хьюстон можно было так сказать, раз уж она готова подчиниться этому отвратительному человеку на всю жизнь. Блейр подхватила падающий канделябр, когда Таггерт потянулся еще за соусом. «Надо было сказать повару, чтобы соуса приготовили целую бадью», — подумала она.

Таггерт выдержал длинную паузу — он делал Гейтсу предложение принять участие в покупке земель — и взглянул на Блейр. Неожиданно он вообще прекратил разговор и отодвинул свой стул.

— Дорогая, нам лучше поехать, если ты хочешь попасть в парк засветло, — обратился он к Хьюстон.

"Господи, — подумала Блейр, — ведь он не догадается поинтересоваться, все ли закончили есть. Он готов ехать и в приказном порядке требует, чтобы Хьюстон ехала с ним». Что она и сделала. Беспрекословно.

— А, это ты, Ли, — улыбнулась Опал, поворачивая голову, маленькое дубовое кресло-качалка скрипнуло под ней. — Я не слышала, как ты вошел, — она посмотрела на него внимательней. — Вид у тебя получше, чем несколько дней назад. Что-нибудь произошло?

И на лице у нее появилось выражение «я же тебе говорила».

Ли коснулся губами ее щеки и сел рядом на стул. В руках он крутил большое красное яблоко.

— Может, дело не в том, что мне нужна ваша дочь, а в том, что мне нужны вы в качестве тещи. Иголка даже не дрогнула в руке Опал.

— Значит, сегодня ты уже полагаешь, что твои шансы выросли. Если я правильно помню, в последний раз, когда мы с тобой разговаривали, ты был уверен, что тебе никогда не добиться моей дочери. Что-то изменилось?

— Изменилось? Всего лишь весь мир, — и он смачно вгрызся зубами в яблоко. — Я собираюсь победить. Я не просто собираюсь выиграть, это будет внушительная победа. У бедного малыша Хантера не останется ни малейшего шанса.

— Чувствую, что ты нашел ключик к сердцу Блейр, и это не цветы и конфеты.

Лиандер улыбнулся, скорее себе, чем Опал.

— Я собираюсь обхаживать ее с помощью того, что она действительно любит: огнестрельные ранения, заражения крови, респираторные заболевания, ампутации — все, что смогу найти подходящего.

Опал казалась напуганной.

— Звучит ужасно. Что, действительно такие решительные перемены?

— Насколько я могу объяснить — чем хуже случай, тем он больше ей нравится. До тех пор, пока есть кто-то, кто будет следить, чтобы она не переусердствовала, с ней все будет в порядке.

— А ты как раз и будешь тем человеком, что позаботится о ней? Лиандер поднялся:

— Всю оставшуюся жизнь. Кажется, я слышу приближение моей любимой. Увидите, меньше чем через неделю она побежит к алтарю.

— Ли?

Он остановился.

— А как насчет больницы св. Иосифа? Он подмигнул ей:

— Я сделаю все возможное, чтобы она никогда об этом не узнала. Я хочу, чтобы она сама их отвергла. Кто они такие, чтобы говорить, что она не может работать у них?

— Она хороший врач, разве не так? — Опал сияла от гордости.

— Неплохой, — согласился Ли, направляясь в дом. — Неплохой для женщины.

Блейр встретила Ли в гостиной. Вчерашний день оказался ужасным. Алан не позвонил. Ли не дал о себе знать, и весь день она переживала из-за Хьюстон и этого ужасного человека, которому та себя продавала. Поэтому сейчас Блейр приближалась к Ли не без тревоги. Окажется ли он Ли-врачом или Ли, беспрестанно обижающим ее?

— Ты хотел меня видеть? — озабоченно спросила она.

Блейр никогда не видела его таким: он выглядел почти смущенным.

— Я пришел поговорить с тобой, если ты не против выслушать меня.

— Конечно нет, — ответила Блейр. — Почему я должна не хотеть тебя выслушать?

Она села на обитый красной парчой стул. Свою шляпу Лиандер держал в руках и так мял ее, что это угрожало шляпе гибелью. Блейр кивнула, приглашая его сесть, но он отрицательно покачал головой:

— Мне нелегко сказать то, ради чего я пришел. Нелегко признавать свое поражение, особенно в том, что имеет для меня такое значение, — в попытке добиться твоей руки.