Отравленный исток - Елена Сергеевна Счастная

ей ведомо многое. Даже то, что знать следует не каждому. Смуглая кожа незнакомки в полумраке зала казалась бронзовой; волосы цвета влажного чернозёма были хитроумно уложены вокруг головы и так же, как у Млады, украшены многочисленными золотыми цепочками и тончайшими цветами из лазурита. Песочного цвета платье было расшито бисером и мелкими жемчужинами. Надо сказать, не столь прозрачное, хоть и такое же лёгкое и летящее, как у остальных женщин, оно в противовес этому отличалось совершенно непотребным вырезом на груди, доходящим до самого пупа. Непонятно, как только он не расползался в стороны.

Млада, невольно скользнув вдоль выреза взглядом, запахнула кафтан Рогла плотнее.

Женщина же, не чувствуя никакого стеснения, изящно откинула назад прядь волос, тронула массивную узорчатую серьгу в ухе. Улыбнулась на слова стоящего рядом Вархана и скучающе посмотрела поверх его плеча. А затем перевела взгляд на Младу — ярко подведённые оливковые глаза её сверкнули интересом. Женщина направилась прямиком к ней, кажется, даже не дослушав собеседника. И тогда Млада заметила висящий на шее незнакомки амулет в виде раскрытой ладони, на которой был закреплен крупный яхонт. Настолько глубоко-синий, что казался почти чёрным.

Значит, жрица бога Эльхора хотя тут можно было и ошибиться. Млада и своих-то Богов не помнила, куда ей запоминать чужих. Но подобный знак она встречала время от времени. Крупным его изваянием был увенчан и один из храмов в Ариване. Только там яхонт заменяла мозаика из лазурита.

Надо же, так и не скажешь, что незнакомка — жрица. Никакой тебе смиренности и скромности. Никакого взгляда в пол и желания отстраниться от мирского. С грацией и плавностью, такой, что казалось, будто она не поднимает ног от земли, женщина обходила гостей; на её губах играла загадочная улыбка. Жрица присела рядом на диван, отбросив попавшую под спину подушку, и свободно подлила себе вина в чашу. Млада молчала и старательно отворачивалась — так, что ломило шею.

— Как необычно увидеть в этом доме чужеземку, — неожиданно на немерском заговорщически прошептала жрица, но её голос чётко слышался сквозь гомон разомлевших от вина гостей.

Младе ничего не оставалось делать, как повернуться к ней. Женщина только улыбнулась на её мрачный вид. Начинать разговор ничуть не хотелось, но ариванка смотрела выжидательно и приветливо.

— Как и жрицу, — буркнула Млада. — Думала, они и носа не кажут из своих храмов.

— Ты наблюдательна, — женщина снова откинула с шеи надоедливый локон. — Я — Лакхин. Строго говоря, быть здесь мне не положено, но Вархан — мой старый друг и далёкий родственник. А ты, вижу, скучаешь, альекхаме [1].

— Я устала с дороги и хотела бы пойти спать. Но…

— Но признательность перед Варханом не позволит, — закончила за неё Лакхин.

Млада усмехнулась.

— Можно и так сказать.

— Вархан умеет заставлять людей чувствовать себя обязанными, — ариванка обвела зал взглядом и вдруг остановилась на насупившемся среди вороха подушек Рогле, который сидел неподалёку. Некоторое время она рассматривала его, но, будто очнувшись, снова повернулась к Младе. — Не злись на мою надоедливость. Мне редко доводится видеть чужестранцев. В наши храмы они не ходят, а по улицам почти не хожу я.

Млада недоверчиво оглядела её. Жрица не была похожа на ту, кто постоянно сидит взаперти.

— Разве жрицам нужен ещё кто-то, кроме их бога?

— Нет, всё не совсем так, — качнула головой Лакхин. — Вы для меня как глоток свежего воздуха. Ты и твои спутники. Вон тот верег. Я, признаться, мало их видела. Их земли далеко. Он такой… большой и жуткий.

Млада фыркнула, удерживая смех. Вот бы Хальвдан позабавился, услышав о себе такое. А может, ему это польстило бы. И правда, по сравнению с гостями Вархана, которые были либо худы, как высушенные солнцем ветки олив, либо толсты, отъетые на богатых харчах, воевода выглядел внушительно и грозно.

— Он не отличается от остальных верегов, — пожала плечами Млада, чувствуя себя так, будто только что соврала.

Жрица удивлённо глянула на неё.

— Пусть так. А вон тот мальчик, — она кивнула на Рогла и склонилась к Младе ближе. — На зверёныша похож. Кто он? Он ведь не немер.

И без того не слишком приятный разговор тут же захотелось прекратить. Уж больно не понравился Младе взгляд жрицы, который та уже не раз обращала к вельдчонку.

— Нет, он не немер.

— Как интересно, — улыбнулась Лакхин и отпила вина. — Он необычный. Что-то есть в нём…

— Только не про твою честь.

Ариванка немного помолчала и вдруг громко рассмеялась, запрокинув голову. Её серьги тихо звякнули. Несколько гостей заинтригованно повернулись в их с Младой сторону.

— Ты так говоришь, будто мать ему, — она поставила пустую чашу на стол и добавила: — Или любовница.

— Не надо мерить меня вашим, ариванским, аршином. Ты, похоже, успела что-то себе вообразить.

— Что плохого в том, что мне приглянулся твой волчонок? Он красив. По-своему. И смотрю на него не одна я.

Млада задохнулась от возмущения. Надо же, только в Ариван приехали — и уже впору отбиваться от похотливых жриц.

— А то, что я такие масляные зенки, как у тебя, за версту вижу. Ваш бог, похоже, ни в чём своих слуг не ограничивает? И в том, чтобы засунуть руку в штаны понравившегося мальчишки — тоже?

С лица Лакхин вдруг сползла вся жестокая беззаботность. И стало видно, что она намного старше Млады. У губ её залегли жёсткие складки, а тёмные глаза прищурились. В плотном, тесном кафтане стало ещё жарче.

— Нравы тут ни при чём, альекхаме. Да, мы легче относимся к жизни, чем вы, северные люди, взращенные снегом и дремучими лесами. Мы любим молодость, тянемся к ней, потому что она коротка. А наши боги любят всех своих детей и своих слуг тоже. А особенно Эльхор. Как солнце, дающее нам тепло, чтобы выращивать урожай, ласкающее нашу кожу и согревающее нашу кровь. И потому он даже жрицам разрешает многое. Но не всё. И не смотри на меня так гневно — я вовсе не хочу затащить твоего волчонка в постель. Просто… — она задумчиво провела пальцем по цепочке амулета, — в нём есть что-то, чего понять я пока не могу. Но хотела бы. Если ты разрешишь. Я вижу, вас многое связывает. Даже то, что не постичь другим людям. Они не умеют… Просто не умеют это чувствовать.

— Зачем тебе это? Тебе и твоему молодому солнечному богу? — небрежно фыркнула Млада.

Лакхин сжала губы. Теперь стало видно, что и она начинает злиться. Но жрица сумела придать своему лицу спокойное и даже умиротворённое выражение. Отчего снова показалась