Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов - Виктор Каннинг

– Стрелять с пятидесяти ярдов – чепуха, – рассуждал Учелло. – В партизанах мы снимали немецких связных-мотоциклистов с восьмидесяти и в темноте. Иногда мотоциклы еще долго ехали сами собой. Вот так мы воевали. А что делали в это время моряки? Прикидывали, как поскорее сдаться англичанам?

– Ты что-то слишком разговорился, – заметил Лонго, опускаясь в кресло. Он все никак не мог успокоиться.

– А чего не поговорить? Волноваться мне нечего, ведь я профессионал. По ошибке родился в семье крестьянина, но хочу есть пироги, а не черный хлеб. Имею на это право.

Граф Бориа старался следить за ходом разговора, чтобы вовремя отвечать, если о чем-то спрашивали. Это уже у него вошло в привычку. Но мысленно он находился в другом месте. В комнате, где сейчас решалась судьба страны. Нельзя сказать, что ему нравилось, когда убивают человека, но так было необходимо. Того требовал долг.

– В наши дни все решает экономика, моя дорогая Лея, – произнес он, улыбаясь своей старой приятельнице.

Протиснувшись через толпу, собравшуюся перед палаццо, к ним подошел Минелли с серебряным подносом с напитками.

– Через пятьдесят лет здесь никаких гондол не останется, – продолжил граф. – Их убьют моторные паромы. – Он взял с подноса бокал и протянул ей. – Подумайте сами. Проезд до вокзала на пароме стоит триста лир, а если возьмете гондолу, это вам обойдется в тысячу. А люди сейчас считают денежки. Даже в сезон гондольер радуется, если делает в день шесть тысяч. Если муниципалитет не будет субсидировать данный вид транспорта, он захиреет, а потом закроются мастерские на острове Джудекка. Вот так катера и паромы разрушат наш город. – Он мягко рассмеялся и поднял бокал.

– Граф всегда пессимистически смотрит в будущее, – произнес элегантный мужчина, облокотясь на балюстраду.

– Наоборот, – отозвался граф, улыбаясь.

Многие пассажиры проплывающих мимо палаццо гондол с любопытством смотрели на террасу, наблюдая за шикарно одетыми гостями графа с бокалами в руках. Граф вгляделся. Скоро должна появиться парадная гондола с Мадео Нерви и городскими чиновниками. Можно представить, что тогда будет с толпой. А потом некто поставит на всем этом точку, произведя один-единственный гулкий выстрел из винтовки.

Подошел Минелли, чтобы забрать пустые бокалы.

– Синьорина Медова здесь? – спросил граф.

– Нет, синьор.

– А лейтенант Лонго?

– Я недавно его видел, синьор.

– Наверное, он поднялся на второй этаж. Оттуда открывается прекрасный вид. Принесите еще вина, Минелли.

У парадной двери на постаменте справа стояла Нинетта, опираясь на колонну и прижимая к себе куклу. Минелли остановился.

– Тебе хорошо видно, деточка?

Она покачала головой.

– Мне хорошо, а вот ему плохо. – Она показала подбородком на куклу. – Можно я пойду наверх?

– Графу это не понравится. Когда они появятся, подними своего друга, и он тоже все увидит.

– Но впереди много людей.

Минелли улыбнулся.

– Я приду и подниму вас обоих. Оставайся здесь и будь умницей. – И он вошел с подносом в палаццо.

Вскоре по толпе пронеслось:

– Едет, едет…

Да, подумал граф, этот человек едет навстречу своей судьбе. Никакой ненависти он к нему не испытывал. Правда, и жалости тоже. Зная, что сейчас должно произойти, он представил жизненный путь Нерви. Вот босой мальчик среди серых олив, сгоняющий птиц с початков молодой кукурузы, вот он же участник церковного хора, вот молодой человек корпит над книгами в бедной комнатенке, а вот уже знаменитый поэт-гуманист, не до конца осознающий свою власть над людьми. При этом Бориа не испытывал ничего, никаких эмоций. Цель оправдывает средства. Он перевел взгляд на открытое окно на втором этаже, под которым бородатые Тритоны держали в своих мускулистых руках массивный каменный щит с гербом его рода.

Бориа вздохнул. «Да простит меня Господь. Я ведь это делаю на благо страны».

– Пора, – произнес Учелло, – он уже здесь.

Лонго занял исходную позицию у Мерсера.

– Когда все сделаешь, брось винтовку рядом с ним и уходи.

Учелло усмехнулся:

– Не беспокойся, принимать поздравления не останусь.

Лонго следил, как поднимается дуло, как поудобнее устраивается Учелло. Наконец появились две церемониальные гондолы, с четырьмя гребцами на каждой, в темно-бордовых с золотом бархатных костюмах. Раздались аплодисменты.

– Мне бы сейчас в руки не винтовку, а карандаш, – вздохнул Учелло. – Отличный получился бы рисунок.

Лонго недовольно поморщился. Казалось, время в этой комнате остановилось. Гондола медленно проплывала мимо. Он видел, как гребцы опустили весла. На корме находились трое. Двое сидели, их лиц ему разглядеть не удалось, а третий стоял чуть поодаль. Высокий, статный, вскинул руку в приветствии, откинув назад голову с волосами, похожими на львиную гриву. Публика громко заскандировала:

– Нерви! Нерви! Вива Нерви! Вива…

Учелло выстрелил. Высокий человек в гондоле неожиданно повернулся, будто его из толпы вдруг окликнул знакомый голос. Прижал руку к груди. Эхо выстрела разнеслось над каналом. Мадео Нерви упал, и сотни собравшихся в ужасе ахнули. Шум прекратился.

Лонго повернулся, перепрыгнул через Мерсера и побежал к двери. Сзади было слышно, как Учелло бросил винтовку на пол.

– Прощай…

Он скрылся через потайную дверь, а Лонго повернул ключ в замке и оглянулся. Винтовка лежала на ковре рядом с Мерсером. Одна его рука будто тянулась к ней. Лонго выхватил пистолет, направив его в голову Мерсера. Оружие он держал в правой руке, а левой быстро перекрестился, зная, что через три секунды это безжизненное лицо превратится в кровавое месиво. Он уже начал нажимать на курок, как вдруг услышал сзади голос девочки:

– Синьор.

Лонго развернулся.

Дверь была открыта, в проходе стояла Нинетта, прижимая к груди куклу.

– Нинетта… уходи отсюда, – прохрипел он.

– Но я пришла посмотреть, синьор. Отсюда так хорошо видно. – Она двинулась вперед, улыбаясь.

Лонго быстро загородил ей путь. Положил руку на плечо.

– Немедленно уходи отсюда, Нинетта.

Он растерялся. Пока девочка в комнате, ни о какой стрельбе не может быть и речи. Весь план рушился.

– Но я хочу посмотреть. – Нинетта попыталась пройти дальше и вздрогнула, увидев лежащего на полу Мерсера. Она посмотрела на Лонго.

– Это синьор Мерсер. Он заболел?

Лонго затрясло. Он с трудом держал себя в руках.

– Да-да, это синьор Мерсер. Он заболел, но с ним все будет в порядке. Теперь иди. – Он грубо толкнул ее к двери. Сейчас была дорога́ каждая секунда. Бориа отвел ему на все пять минут.