Могильный Алхимик - Даяна Морган

– Твой запах… такой тяжелый и холодный, ммм… что же это… – Ана́ра приближалась, ее перья на руках размеренно покачивались на ветру. – Я знаю… запах смерти…

Нейран попытался сглотнуть ком, застрявший в горле. Ноктурнус пробудился в сердце и требовательно растекся по венам, стремясь защитить его. Но сильные эмоции в связке с Ноктурнусом могли привести только к одному последствию. Тому, которое учуяла фурия. Нейран с трудом подавил позыв призвать проклятие.

– О, Раз-Рушительница, – игриво протянула Анара. – Здравствуй, милый. А я тебя совсем не узнала… спустя столько лет.

Ее губы растянулись в леденящей душу кривой улыбке, и она поклонилась. Нейрана обдало холодом пробирающего ужаса. По древним традициям своего народа фурии склонялись только перед королями и теми, кого собирались убить.

Нейран королем не был.

Анара хотела завершить неоконченное дело четырнадцатилетней давности. Взмахнув руками, она поднялась в воздух и спикировала на него, целясь когтями ног в шею. Нейран рванул вниз, перекатился через голову и, вскочив, призвал Чернолит. Метнув в Анару, заворачивающую на второй круг, сферу, он тут же помчался в другую сторону и повторил удар. Первая сфера пролетела мимо, но вторая попала в ее руку, обрушив фурию вниз. Она пронзительно закричала, поднялась и, словно змея, кинулась в атаку. По приказу Нейрана Сирус напал на нее со спины. Челюсти зверя сомкнулись возле волос фурии, в которые были вплетены мелкие перышки, но она вовремя отскочила. Они так и застыли втроем, таращась друг на друга: Нейран – на Анару; она, опираясь на землю четырьмя конечностями и выгнув спину, – то на него, то на льва; и Сирус – неотрывно следя за хозяином, ожидая приказа. Одно невесомое движение могло привести эту живую инсталляцию в движение.

Нейран судорожно просчитывал варианты.

Единственный шанс победить и остаться в живых он видел только в объединении с Сирусом, чего всячески избегал. Покоренный горогон, привязанный к его Амантесу, нес в себе губительную силу подчинения чужой воли. Нейран хорошо помнил, как Сирус вырвался из темноты в своем оригинальном обличье медведя с разверзнутой пастью, полной громадных желтых зубов. Тогда Нейрана чуть не хватил удар. Однако поборов зверя, он понял, в какой капкан добровольно засунул руку. Горогон боролся, вырывался из Амантеса и неоднократно испытывал его, стараясь подчинить своей воле. В конце концов, Нейран получил еще одну способность, которую страшился использовать, и которая несла скорее опасность и проблемы, чем помощь.

Чем сильнее сопротивлялся подчинению противник, тем больше получал физического вреда. Своим объединением Нейран запросто мог сломать человека. Убить его. Эта угроза преследовала его по пятам, сколько бы он ни прятался. Но были и другие последствия такой силы. Нейран быстро выяснил, что на контроль разума другого существа расходуется слишком много энергии. И как легко, проникнув в чужое сознание, потерять собственное. А это, в свою очередь, грозило утратой контроля над Ноктурнусом.

Но несмотря на все кричащие дефекты, другого выхода у Нейрана не было. Кроме как сдаться и умереть от дикой боли. Он принял решение. Движением, разрушившим инсталляцию, стал удар по Амантесу. Мягкие волокна жгучтравы, из которой вышивался Амантес, ласково мазнули по подушечкам пальцев. Сирус черным сгустком притянулся к изображению солнца и полумесяца. Нейран перехватил его и раскинул на себя. Вокруг него появилась аура льва, готового к атаке.

Анара бросилась вперед, целясь острыми когтями в глаза Нейрана. Он шагнул в сторону и, собравшись с духом, спешно схватил ногу промахнувшейся фурии. Ее угрожающе острые крылья метнулись к его лицу, а руки потянулись к шее. Боль пронзила висок, но Нейран успел.

Он закричал, пытаясь прорваться в ее сознание. Анара взвизгнула, и Нейран почувствовал, как ее мысли ускользают от него. Он увидел в них жалкого мальчишку, взирающего синими глазами, полными слез, на то, что совершил. Пепелище, бывшее некогда принцем, раскинулось перед его ногами. Анара вскинула взгляд с этого зрелища на мальчишку. И Нейран перехватил ее волю. Фурия трепыхнулась, обмякла в руке Нейрана, сознание которого вернулось в собственную голову. Отпустив Анару, он, корчась от боли, откинулся на траву.

* * *

Эль соскальзывала с мокрых каменных глыб, покрытых илом, изо всех сил цепляясь за все, что можно. Наконец, она выкарабкалась на берег, усеянный сине-желтыми цветами, и села, откашливаясь от воды. Эльвия оглянулась – Лунаса нигде не было. Перед взором расстилалась подозрительно безмятежная долина: широкое озеро окружали массивные горы с заснеженными вершинами. Вдали виднелся фьорд. Его серые отвесные склоны, поросшие колючим кустарником и пурпурным багульником, ныряли в воду, прикрытую воздушной дымкой. Долина утопала в тумане пара, словно в облаках сладкой ваты.

– Семпер, ты где?!

Грохот огромного водопада и монотонное жужжание насекомых заглушили ее крик.

– Лунас! – вновь проорала Эль, сорвавшись на хрип. Пугающее осознание стянуло горло будто удавкой. Он рухнул в озеро и до сих пор не всплыл.

Эльвия собралась с духом, усмирив панику, и осторожно ступила обратно в воду. С трудом удерживаясь на трясущихся ногах, она постепенно продвигалась глубже, стараясь хоть что-нибудь разглядеть на песчаном дне. Эль сделала еще несколько неуверенных шагов, как вдруг перед ней вынырнула голова, покрытая длинными водорослями. Эльвия отпрянула и едва не распласталась на камнях. Уняв сердцебиение, она разглядела перед собой зеленокожую девушку, нервно размахивающую кончиком рыбьего хвоста. Русалка рывком подняла из-под воды Лунаса и осуждающе вытаращилась фиалковыми глазами на Эль, словно та выбросила мусор в ее водоем.

– Спасибо, – опомнилась Эльвия и склонилась, чтобы забрать Лунаса.

Между пальцев у спасительницы оказались перепонки, а заостренные уши были рельефны, будто плавники. Кожу на груди и шее покрывала чешуя, переливающаяся всеми оттенками морской волны. Каждая бирюзово-салатовая чешуйка, казалось, имела свой индивидуальный рисунок.

– Лунас, очнись, пожалуйста! – Эль с огромным трудом вытащила его на большой камень, широким пластом торчащий из воды.

– Фиий, пиий, фиий, – тревожно пропищала русалка, оскалившись острыми пираньими зубами.

Эльвия с опаской глянула на нее и не без усилий перевернула Лунаса на бок. Постучала его по спине – изо рта вылилось немного воды.

– Фиий, пиий, фиий!

– Да вижу я, что он наглотался! – рявкнула Эль. – Может, ты умеешь делать искусственное дыхание? Я – нет!

Русалка раздраженно помотала головой, будто посчитала Эль глупой, и звучно затрещала, как дельфин.

– Да хватит уже! Извини, но я не понимаю по-рыбьи!

На Эльвию накатила досада от беспомощности: она не знала русалочий язык и не могла оказать Лунасу срочную медицинскую помощь. Русалка с ворчанием подплыла к Лунасу и резко одернула край его дублета, показав окровавленную рубашку с прожженной сбоку дырой. Из-под одежды выпал запутавшийся в тканях черный муравей. Эль ошарашенно уставилась на него. Дела обстояли куда хуже, чем она думала. Глаза насекомого больше не горели безумными красными огнями, а иглы лап не двигались. Эльвия внезапно поняла, что ей пытались сказать: Лунас не захлебнулся, его отравил яд формисиды.