Быстрее С. - Наталья Милявская

Хороший каламбур получился, после метро-то…

– То есть? – Иван перестает жевать.

– То есть, возможно, после того как я начала активно менять схему твоей обычной жизни, все изменилось настолько, что теперь с тобой может произойти вообще все что угодно. И когда угодно. И к черту твои сны – их уже отменили!

– Сны – это подсказки, – говорит Иван. – Это знаки…

– Тогда почему ты не видел во сне происшествие в метро?

– Да потому что это не наше с тобой происшествие! Это происшествие с какой-то неизвестной теткой…

– Которая упала на рельсы из-за нас с тобой! То есть из-за меня. Потому что я, не подумав, потащила тебя в метро, там тебя увидели фанаты, устроили давку, и…

– Стоп! – говорит Иван. – Стоп! Хватит про тетку. Мне плевать на тетку. Мне плевать на фанатов. Это просто дурацкое совпадение. И твоей вины в этом нет. К тому же эта женщина не умерла, с ней все в порядке, и зачем ты устраиваешь панику – я не понимаю.

– Я не устраиваю панику, я пытаюсь хоть что-то понять!

– Понимать тут нечего! Потому что тут ни черта не понятно! Мы все там будем – это факт, но мне почему-то отпущен более короткий срок. Почему? Я никого не убивал. Никого не предавал. Никто не делал от меня абортов. Я не крал, не был причиной чужих несчастий – по крайней мере, осознанно. Не лгал и даже не прелюбодействовал! Почти… И даже в драках я старался быть великодушным. Не бить исподтишка. Не добивать лежачего, даже если ненавидишь его изо всех сил. Так за что я расплачиваюсь? Где я был плохим? Я знаю «Отче наш» и плачу налоги. За что меня наказывают? Ты мне можешь это объяснить?

Мы так устроены – нам везде нужны объяснения. Всему на этом свете нужна причина. Почему Земля вертится вокруг Солнца? Почему бутерброд падает колбасой вниз? Почему атомный вес кислорода – 16? Почему в банке с консервированными персиками больше воды, чем персиков? Вся человеческая история – это ответы на бесконечные «Почему?».

А что, если в чем-то нет никакой причины? Если что-то происходит просто так? Если в каких-то фрагментах Вселенной нет никакой логики? Или, возможно, какие-то происшествия не нуждаются в причинах и объяснениях – они просто случаются, и все? Shit, как известно, happens.

Что, если нет никакой кармы? Никаких расплат за плохие дела (свои или близких родственников), никаких наказаний свыше за проступки, никаких испытаний душевных сил в виде увечий, славы или тяжелых болезней? Что, если существует только банальная слепая статистика? И не надо нервно спрашивать: «Почему?». Тебе просто не повезло, приятель.

Может быть, у смерти есть план? План на неделю, на месяц? Она должна собрать урожай несмотря ни на что – и если кто-то увернулся, она возьмет другого. Тот, кто увернулся, от нее, разумеется, не убежит, она догонит его – позднее. А пока ей нужно выполнять план. И она берет кого ни попадя, не разбирая. Того, кто ближе стоял. Или лежал. Или… что он там делал. Очаровательного младенца (его родители горько восклицают: «Почему?»). Девушку накануне собственной свадьбы (убитый горем жених рыдает: «Почему?). Молодого подающего надежды артиста (тут в унисон «Почему?» вопят уже несколько тысяч или миллионов его поклонниц). Да нет никакой причины. Нет ответа на горестное «Почему?». Есть план. Статистика. Слепой перст судьбы. И никто вам ничего не объяснит. Ни на этом свете, ни на том.

Может быть, у Вселенной какая-то своя, НЕчеловеческая логика. Именно с этим нам тяжелее всего примириться.

– В общем, забудь про тетку и думай про меня, – говорит Иван. – Без тебя я вообще из дома не выйду. И в квартире своей не останусь. Лучше я буду жить у тебя, на раскладушке, если так будет безопаснее. Спать на коврике в ванной, если будет надо. И мне плевать, что все выглядит так, словно я сошел с ума, я уверен, что если ты будешь рядом, со мной ничего не случится. Другого варианта у меня нет. Просто держись рядом, хорошо? Хочешь, я утрою тебе зарплату. Хочешь, куплю квартиру. Хочешь – буду есть одноразовую лапшу, если ты пожелаешь. Только не отходи от меня далеко!

Иван смотрит на меня, как собачонка, которую нерадивые хозяева выбросили на улицу.

– Думаю, я не твой ангел-хранитель, – говорю я. – Я просто твой громоотвод. Вот только молнии уходят не в землю, а попадают в рядом стоящих…

25

Следующие три часа тянутся до чертиков скучно. Никто не пытается наехать на нас на машине, никто не стреляет по нам из-за угла, землетрясений, схода лавин, падения астероида, перебоев в работе коллайдера и прочих катаклизмов также не наблюдается. Я уже начинаю ревниво сомневаться, не нашел ли злой рок себе персонажей поинтереснее.

Мы совершенно спокойно доезжаем до ресторанчика на Лубянке (не совсем спокойно, разумеется, я прошу Андрея выбирать самый долгий и нелогичный маршрут). Там мы встречаемся с кем-то из деловых партнеров Ивана, и пока человек с безразличными рыбьими глазами обсуждает с ним обложку будущего диска, я лениво дегустирую все безалкогольные мохито подряд. Утреннее солнце сменили тяжелые тучи, и, глядя в окно, я с удовольствием предвкушаю назревающий дождь.

Потом появляется некая девица-дизайнер, привозит макеты диска и фотографии Ивана для внутреннего буклета. Девица больше похожа на канарейку – на ней желтая футболка и желтые нахальные ботинки. К тому моменту, когда Иван и его рыбье-птичьи знакомые добираются до фамилий людей, которых стоит упомянуть на последней странице буклета, я понимаю, что присутствовать дальше на этой скучнейшей встрече смерти подобно, и выбираюсь в туалет. В кабинке, украшенной богатой лепниной и хрустальными люстрами (убранство московских туалетов в заведениях класса люкс достойно отдельной искусствоведческой монографии), напротив дорогущего унитаза обнаруживается огромное кресло-трон, забравшись на которое, я пытаюсь подвести некоторые промежуточные итоги своего пребывания в столице.

Собственное положение меня весьма веселит. Я – журналист, пославший подальше родное издание и любимую профессию ради того, чтобы практически круглые сутки изображать ангела-хранителя при одной довольно популярной, но совершенно сумасшедшей личности. Ну ладно, внесем некоторые поправки: издание не такое уж мне и родное, а в глубине души – искренне презираемое. Любимая профессия в последнее время, кажется, перестала возбуждать во мне острый интерес и приносить былое удовольствие. А сумасшедшая личность мне вполне и явно симпатична, и чисто по-дружески я бы очень не хотела, чтобы задница вышеупомянутой особы попала в какой-нибудь серьезный переплет. Разумеется, мою роль в собственной жизни личность эта преувеличивает, но если наша дружба имеет столь странные формы – я не против.

В общем, на выходе все не так уж и плохо. Да что там душой кривить – дурацкая ситуация, в которой я нахожусь, меня изрядно веселит! Она мне – парадокс! – нравится! Где бы я еще поиграла наяву в компьютерный квест за неплохую ежемесячную плату? Мама, получающая регулярно значительные переводы, уверена, что я вхожу как минимум в десятку лучших бумагомарак столицы.

Правда, за пару месяцев я успела заработать сотрясение мозга и повредить ребра в автомобильной аварии, засветиться в желтой прессе, стать свидетельницей обрушения сцены в «Лужниках», виновницей несчастного случая в метро и практически продать ненаписанную книгу. Права была Кравцова: кажется, я действительно делаю в Москве неплохую карьеру… Или это – просто приключения, которые я смогла найти в столице на свою задницу?