Граальщики - Том Холт

– Ну что ж, английские подонки, – начал было он, и в этот момент Хроногатор упала на него сверху, вышибив из него дух. Он осел безвольной грудой, вернувшись к прерванному сну на том месте, где его покинул.

– Да не стой ты, как тюфяк, – проорал Ламорак. – Скорее хватай чертов передник!

Пертелоп колебался. С одной стороны, он был рыцарем Круглого стола, и он отдаленно помнил, что где-то в своде правил было что-то написано относительно помощи девицам в затруднительных ситуациях. Он высказал это вслух.

– Ну и?

– Ну и я должен помогать, не так ли?

– Правильно! – прорычал Ламорак. – И первое, что нужно помнить относительно помощи девицам, – это что им нельзя давать ни малейшей передышки! Давай, шевелись!

– А-а, – протянул Пертелоп, – так вот что это значит! А я-то всегда думал… – он не успел продолжить, поскольку получил удар половником по голове.

Ламорак пробормотал что-то вполголоса – это рифмовалось со словом «мать», – и сделал нечто вроде неуверенного выпада. Ему помешало то, что одновременно с этим он пытался заслонить свою челюсть корпусом; и все, чего он добился, – это запутался ногами в обломках брони Хроногатора. Раздался хруст, и он тяжело рухнул на землю.

– Ублюдок! – завопила Хроногатор, вздымая над головой половник. И застыла на месте.

– Если это может послужить утешением, – сказал Ламорак некоторое время спустя, – мне на самом деле жаль, что приходится так поступать. – Он помахал револьвером Хроногатора, который каким-то образом оказался у него в руке при приземлении. – Во-первых, это не по-рыцарски. Во-вторых, это анахронизм. В-третьих, такие вещи пугают меня до полусмерти. Но с другой стороны…

Хроногатор не слушала его. Она смотрела на что-то, находящееся у Ламорака за левым плечом, одновременно пытаясь изобразить бровями нечто вроде железнодорожного семафора.

– Меня на этом не подловишь, – вздохнул Ламорак. – Старые трюки, описаны во всех учебниках, – смотреть человеку за спину, будто там что-то есть, чтобы он повернулся и его можно было ударить…

На этом его речь прервалась, поскольку Тревор со всей мочи врезал ему по челюсти обломком скалы.

Истинное происхождение Передника Неукротимости, вероятно, никогда не станет известным.

Некоторые школы утверждают, что передник был повязан на животе у шеф-повара на Валтасаровом пиру, и характерные красные пятна на нем – это всего лишь остатки жаркого из оленины, которое шеф-повар в смятении выплеснул на себя, увидев, как какая-то здоровенная рука материализуется из чистого воздуха и начинает писать граффити на стене его заново отделанной таверны.

Другие считают, что красные пятна остались от некоего особенно кислого алжирского божоле, которое подавали гостям на бракосочетании в Кане как раз перед тем, как вино совсем закончилось. Эта точка зрения до некоторой степени подтверждается тем, что многие поколения владельцев прилагали все усилия, чтобы вывести их, но без особого успеха.

Еще некоторые полагают, что красные пятна – это просто красные пятна, а сам Передник – всего-навсего византийская подделка седьмого века; хотя никто не берется сказать, что именно послужило для нее оригиналом.

Какова бы ни была правда относительно этого, факт остается фактом: Передник действительно обладает некоторыми любопытными свойствами, которые не могут быть объяснены рациональным образом. Например: прикосновение к его кромке исцеляет некоторые исключительно редкие разновидности золотухи (не особенно полезное свойство, учитывая то, что рассматриваемая бактерия встречается настолько редко, что занесена в Красную книгу, и любой человек, вздумавший нанести ей вред, облагается значительным штрафом); он превращает австралийский футбол черт знает во что как ничто другое на земле; а бисквитные торты, испеченные человеком, повязавшим его, неизменно оказываются жесткими как мельничный жернов.

Немного спустя Ламорак пришел в себя. Он потряс головой и попытался собрать воедино осколки своей памяти.

Он осознал, что чувствует себя значительно лучше.

Что-то острое врезалось ему в шею. Он покопался во внутренностях своей рубашки и обнаружил там выбитый зуб. Кажется, он где-то его уже видел.

– Ага, – сказал он. – Это хорошо.

Он поднял голову и увидел дуло револьвера. Позади него стояли Хроногатор и еще один человек, одетый таким же образом, с непрерывно движущейся челюстью.

– Ни ф мефта, – проскрежетала Хроногатор, – или Тревор иврешетит тебя как фито.

– Хорофо, – отвечал Ламорак, – не фтреляйте. Ох, фволочь, – добавил он, потирая распухшую челюсть. – Ты вфе-таки меня подловила.

– Что здесь все-таки происходит, черт побери? – вопросил Тревор с полным ртом. – Драка. Какой-то парень в женских тряпках, валяющийся в отключке. Лошадь с флагштоком, торчащим изо лба. То есть, я хочу сказать – что это все значит?

Ламорак с трудом улыбнулся.

– Фейчаф объяфню, – сказал он.

– У меня ефть… – Хроногатор в ярости зарычала, раскрыла рот и вытащила две маленькие полоски сверкающего металла. – Так-то лучше, – сказала она, засовывая их в карман. – Черт с ней, с сохранностью зубов. У меня есть идея получше, Тревор. Давай свяжем этих двух идиотов и спокойно вернемся на корабль, как ты думаешь?

Тревор пожал плечами.

– Делай как знаешь, – сказал он. – Чем мы их свяжем?

Ламорак осторожно кашлянул.

– Ефли вы повволите, у меня ефть предловение на этот фчет… – сказал он.

Передник Неукротимости, разорванный на тонкие полоски, предоставил достаточно материала, чтобы держать рыцарей надежно связанными в течение шести часов; в конце концов они были освобождены группой странствующих Фруктовых Монахов, направляющихся к скалам Эйерс, чтобы пополнить запас консервированных личи.

На обратном пути в Альбион рыцари возложили работу по восстановлению Передника на Сестер Неуместности – еще более малочисленный и закрытый орден, посвятивший себя молитве, размышлению, швейному делу и состязаниям по игре в мяч (из какового источника и происходило баснословное богатство этого сообщества). Три месяца круглосуточной работы – и Передник стал почти (хотя и не совсем) как новый. Да, действительно, он больше не влиял на результаты футбольных матчей; с другой стороны, у него появилась потрясающая способность превращать любую вещь, оставленную на ночь в его карманах, в маленькие бумажные шарики, рассыпающиеся при прикосновении, обертки от фруктовой жевательной резинки, изжеванные билетики на метро и вышедшие из обращения монетки в пятьдесят лир.

– Признайся, Тур, – сказал Бедевер, – мы заблудились.

Можно рассуждать о Висячих садах Вавилона или Колоссе Родосском; но если вы хотите увидеть настоящее чудо света, посмотрите на рыцаря какого-нибудь древнего ордена, которого заставляют признать очевидную вещь.