В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы - Вадим Россман

Консервативные противники переноса обычно апеллируют к идее избранности Москвы и потому любые разговоры о возможности ее переезда в другой город кажутся многим из них кощунственными. Например, Наталья Самовер, координатор общественного движения Архнадзор, и некоторые православные фундаменталисты усматривают опасность в любой смене столицы, которую они заочно видят «ударом по национальной идентичности».

Концепция Москвы – Третьего Рима вполне серьезно воспринимается еще немалым количеством российских социальных теоретиков, которые обращаются к ней в своей критике проектов переноса столицы. В их глазах у Москвы, как у столичного города, есть как конституционная и историческая, так и трансцендентальная легитимация. В противоположность Петербургу, столице созданной человеком, на Москву ложится свет и сияние третьеримской власти. В этой связи Москва часто предстает в описаниях этих авторов как сакральный и боговдохновленный город, что делает его естественной или сакральной столицей России.

В этой интерпретации Рим берется в библейском смысле как последяя империя, вселенские задачи которой позволяют «удерживать» мир и предохранять его от конца света. Поэтому Рустам Рахматуллин, известный москвовед, называет Москву обетованным городом [Рахматуллин, 2008: 15–16]. В его классификации, которую он заимствует у старообрядцев, Петербург представляется как город профанный, а Москва, напротив, – как город святой. Он говорит о сакральных основаниях российской столичности: «Столице нужно обетование, то есть обещание, открывающее надчеловеческий Замысел, а не человеческое умышление о городе» [Там же].

Консервативный публицист Дмитрий Володихин связывает неправомерность разговора о переносе столицы из Москвы с фундаментальностью православия, лишь придатком которого является политическая власть. «Главной ценностью российской цивилизации является христианство по православному обряду… Пока православие является несущей конфессией страны, Москва как духовная и сакральная столица будет оставаться ее сердцем… администрация президента, разнообразные министерства и федеральные агентства должны рассматриваться как административный придаток православной цивилизации, а не наоборот» [Володихин, 2006].

Ему вторит Кирилл Фролов, пресс-секретарь союза православных граждан, приравнивающий москвофобию к русофобии и провозглашающий Москву «безальтернативной столицей России». Одновременно он ратует за перенесение резиденции патриарха в Патриаршии палаты Кремля [Фролов, 2006].

Священник Александр Шумский, который считает себя уполномоченным говорить от имени всех русских и всех православных, утверждает, что планы переноса столицы вынашивают враги России и православия, в том числе коррумпированные чиновники, сионисты и сторонник сибирского шаманизма Шойгу, которые мечтают о разьединении государства и Церкви и о растворении русского народа в Азии [Шумский, 2012]. Спайка государства и православной церкви – единственная сила, которая обеспечивает существование русского народа и способная создать русскую империю:

В идеологии этих радетелей ультраконсервативного православия большую роль играет также концепция Москвы как Нового Иерусалима. По мнению многих исследователей, в мифологии Москвы претензии на регалии Иерусалима были даже более сильно артикулированы, чем римские притязания [Rowland, 1996]. Например, историк архитектуры Михаил Кудрявцев в своем исследовании древней планировочной структуры, ландшафтов и композиции города подчеркивает иерусалимские смыслы и реминисценции в тексте древней русской столицы [Кудрявцев, 2007]. Москва, считает он, устроена «по образу и подобию Небесного Града Иерусалима», и в ней находятся соответствия всем символам библейского города. В его описании, основанном на анализе исторических источников и символики древнерусского зодчества, Красная площадь, например, предстает как Храм под открытым небом, воспроизводящим Соломонов Храм, а Лобное место – как Голгофа. В духе средневековых хроник события Нового Завета как бы заново воспроизводятся в истории Москвы и в новой русской истории [Лебедева, 2005]. Подобно тому, как новозаветные сказания предвосхищались в Ветхом Завете, Евангелия только предвосхищают события истории России и самой Москвы[37].

В консервативно-религиозном мировоззрении, таким образом, Москва обьединяет в себе новые Рим и Иерусалим, воспроизводя в своих топологических структурах оба великих города[38]. Сакральность Москвы дает ей особые права и легитимизирует ее политические притязания на статус столицы, которые не могут быть оспорены ни другими городами, ни какими-то экономическими или просто рациональными аргументами. Идеи критиков переноса часто окрашены в религиозно-мистические тона и основаны на концепции богоизбранности или богохранимости города. Не удивительно, что такие критики все дискуссии о переносе столицы склонны воспринимать крайне враждебно, в том числе и как попытку подрыва ценностей русской православной цивилизации.

Всю серьезность и бескомпромиссность этой идеологии демонстрирует Аркадий Малер, председатель Византийского Клуба и основатель группы Северный Катехон. Приведем только одну цитату этого автора без дополнительных комментариев: «Москва является столицей России не потому что так кому-то хочется, а потому что других вариантов здесь быть не может: это естественный, органический, цивилизационный центр России… сама Москва делает любую власть подлинно легитимной – это закон русской политической географии» [Малер, 2007]. В этой жесткой формулировке как будто содержится и полная характеристика мышления носителей подобного рода идей – любовь к формулам, нелюбовь к компромиссам и безапелляционность суждений.